— Ага, — говорит он, движением руки подзывая Мел. — Мне показалось, что надо ввести еще один элемент напряжения между девушками перед большой сценой лесбийской любви. А то все было слишком мягко, слишком по-сестрински, слишком уютно. Я подумал, что лучше будет показать характеры, доведенные до крайности. Они не хотят делить Тома, обе хотят эксклюзивное право на его член, понимаешь?

Я смотрю на Мел, и она похлопывает меня по руке.

— Все будет хорошо.

Но сделать эту сцену не так уж и просто. Мы с Мелани стоим на четвереньках на боксерском ринге, а член — между нами, внутри нас. Нам нужно давить назад, друг в друга, и та, в которой в момент касания ягодицами окажется большая часть дилдо, и есть победительница, и она будет трахаться с Крейгом. А хуже всего то, что придумал все это Саймон, он даже притащил каких-то людей из паба, где они смотрели старые порнушки Терри, чтобы они поболели за нас.

Все не так. Теперь все совсем по-другому. В первый раз с тех пор, как я ввязалась в это дело, я себя чувствую так, как будто меня и вправду используют, словно я больше не человек, а просто объект — а все эти уроды из паба окружают ринг, и лица у них перекошенные, безобразные, они воют и визжат. В какой-то момент я чувствую, как у меня по щекам текут слезы. Да еще Саймон подбадривает:

— Давай, Никки, давай, детка… ты лучшая… такая самая сексуальная… — Только меня, блядь, это раздражает. От этого мне только хуже. Я чувствую, как высыхаю и напрягаюсь. Лучше бы он заткнулся. Что бы он ни говорил, я хорошо помню его слова: мы, британцы, любим смотреть, как ебут других. После бесчисленных дублей мы с Мел в изнеможении обнимаем друг друга. Мне больно, все внутри саднит, я чувствую слабость.

— Сделаем перерыв, девочки. Мы отсняли немало горяченького материала для монтажа, — говорит Саймон.

Мел как «победительница» еще и участвует в сцене с Крейгом. Саймон кладет руку мне на плечо. Как будто подлизывается.

— Не трогай меня, — говорю я ему, сбрасывая его руку. Когда Мел заканчивает, мы с ней уходим вместе, идем в Ботанический сад, наблюдаем за мужиками всех возрастов, что проходят мимо, и пытаемся определить, смотрят ли они порнографию. Потом мы играем в такую игру: громко высказываем догадки, какие на ком трусы и что в этих трусах, рьяный конь или маленький хомячок, — в общем, забавляемся, как можем. Мы разговариваем все громче и жестче, все более насмешливо и резко — вроде как мстим за обиду, лечим себя.

Ближе к вечеру Саймон заходит ко мне домой.

— Ты замечательно справилась, Никки, это была трудная сцена.