С сегодняшнего дня я снова буду жить с отцом. Нет, я очень рад его видеть. Но жить с ним – все равно что жить одному. Двое под одной крышей, но каждый заперт в своем собственном мирке.

Неважно, заверил я себя. Мне и одному всегда было хорошо.

Но почему-то я больше не мог в это поверить.

Мы с Аной забрали багаж, миновали таможню и зал досмотра. В зале прибытия люди встречали своих друзей и родных. Нас никто не ждал. Я изогнул шею, высматривая знак поезда AirTrain, но Ана вдруг похлопала меня по плечу:

– Рик? Кажется, этому парню от тебя что-то надо.

Она указала на одного из одетых в черные костюмы водителей лимузинов, плотного мужчину в темных очках и с белой табличкой «Тот самый парень-кот».

Я замер. Снова присмотрелся к водителю.

Латук! Неудивительно, что я сразу его не признал: он похудел и отпустил небольшую бороду.

Друг неспешно и торжественно подошел ко мне:

– Ваша машина ожидает, сэр.

– О, отлично, держите мои вещи. – Я сунул ему свой чемодан и кивнул в сторону Аны: – И ее багаж тоже возьмите. Да поживее, если хотите получить чаевые.

Ана уставилась на меня широко распахнутыми, полными ужаса глазами.

– Чаевые? – переспросил Латук. – А ногой под зад на чай не хочешь?

Я рассмеялся и похлопал его по плечу. Латук ухмыльнулся и сгреб меня в объятия.

– Полегче с ребрами, – улыбнулся я, когда Латук отстранился. – А ты неплохо прокачался, мужик!

– Ты хочешь сказать, я из жирдяя превратился в пухляка, – проворчал довольный Латук. – Джо готовит нас к туру. Он поборник здорового образа жизни. Такая гадость!

– А я тебя помню, – сказала Ана. – Ты играешь в группе. Тот парень с орехами.

– С синими орехами, – уточнил Латук. – Это, кстати, получше, чем парень-кот.

– Только на Третьем общеамериканском ореховом симпозиуме, – парировал я.

Снаружи под ночным небом августовская нью-йоркская жара обдала нас смрадом, похожим на влажное вонючее дыхание огромного лабрадора. Я всегда ненавидел это ощущение, но теперь оно напомнило мне о Гаване.