Николай в ярости покрутился по кухне, нашёл сигареты и закурил. Его нисколько не смущало присутствие в комнате маленького сына и беременной жены.

— Лучше правду скажи, сам узнаю — прибью! — пригрозил он, выплюнув с досады папиросу. Руки у него тряслись от злости.

— Да не кричи ты! Ребёнка пугаешь! Хочешь, чтобы он идиотом вырос? Вот завтра встань утром пораньше меня и посмотри на кухне, — всхлипывала Ленка. — Мне теперь и самой страшно и ничего не понятно.

Выпив бутылку водки, Николай за ужином свирепо косился на жену. Потом выпроводил Ленку с сыном на ночлег к её сестре, что бы она ночью ничего не могла подбросить, закрылся на засов и захрапел. А утром на кухне обнаружил двадцати пяти рублёвую купюру. Он долго вертел её в руках, тупо рассуждая, что это настоящая купюра, которую он может потратить или «белочка», которая скоро испарится?

Но она осталась и ещё больше разозлила и озадачила Николая.

— А может это наш домовой деньги подбрасывает? — заглядывала в глаза мужу Ленка. — Помню, бабушка рассказыла, что, если новый человек к дому, то домовой ему помогает. Может это он тебя залюбил?

— От тебя чокнуться можно! — отвернулся от жены Николай.

Но на другое утро он проснулся, когда было ещё темно. С бодуна он мучительно пытался сообразить, зачем ему это надо было? А выйдя на кухню, опять нашёл на полу деньги. А потом не нашёл.

— Ты, паскуда, взяла? — налетел он на Ленку.

— Я не брала, — оправдывалась плачущая Ленка. — Он же не каждый день их подкладывает! Бабушка говорила, что домового подкармливать надо. Давай ему на ночь колбаски на блюдце оставим.

Николай сухо усмехнулся.

Колбаса домовому понравилась и на утро на кухне нашлась очередная двадцати пятирублёвка.

Но Николай особо в домового не верил и решил установить на кухне ночное дежурство, что бы выяснить всё и возможно вывести жену на чистую воду. Он перетащил на кухню кушетку, включил свет и всю ночь клевал носом, боясь заснуть.

Вдруг в кухонное окно резко постучали. Нагло так, как к себе домой! Николай сжался в пружину, выключил свет и метнулся к окну.

В тёмном стекле покачивалась расплывчатая рожа.

Дрожащей рукой Николай рванул форточку. Рожа отпрянула в темноту и голос Петьки пьяно поинтересовался: — Выпить есть?

— Ты что, гад, по ночам шляешься, спать людям не даёшь? — оговорил Николай принаглевшего собутыльника, всё же впуская его в дом, и тайком вытирая холодный пот со своего лба.

— А ты, что спишь что ли? У тебя свет, как в Большом театре сияет, — оправдывался Петюня. — Выпить есть? Я за этим сюда и пришёл. Голова раскалывается, боюсь, что до утра не дотяну!