Иван Матвеевич с беспокойством глянул на Веймарна. Но генерал был спокоен. Не новичок же он в батальных делах. Недаром вся его грудь украшена медалями за доблесть, бесстрашие и воинское мастерство.
— Не пойдем на барщину, — раздались крики.
— Хоть всем нам горло перережьте...
— Царю жаловаться будем...
— Где настоящая воля, царева? Упрятали ее, а ложную подсунули.
— Если вы мне не верите, то послушайте пастыря вашего, — перекричал генерал эти голоса.
Вперед из-за генеральской спины вышел отец Герасим.
— Кто посягнул на чужую собственность... — начал он, но продолжать ему не дали.
— Врешь ты, поп, все врешь... Не слушаем тебя!..
Генерал издал резкий гортанный клич, и его солдаты от забора ринулись на толпу, рассекая ее на группки, избивая сопротивляющихся и выхватывая тех, кто говорил против генерала.
Десять мужиков они приволокли к крыльцу, остальных оттеснили в сторону. В центре двора расчистили площадку, установили две скамьи, у каждой стали по два солдата с розгами. Тактика генерала не допускала промедления. С задержанных сорвали порты, их валили на скамьи, привязывали спиной вверх. И первым был подвергнут наказанию Арсений.
— Тебя бы, братец, военным судом судить, — крикнул ему генерал. — Да уж уважим то, что ты бывший солдат, честно царю послужил. Посему на первый раз полсотней розог обойдемся. Получай, чтобы более не перечил воле царя... чтобы царево слово свято было... царев закон и тебя касается... именем царя... от царя... за царя...
Дюжие молодцы хлестали Арсения, он ежился, извивался, скрежетал зубами, стонал и прислушивался к стонам и воплям на соседней скамье, где наказывали совсем молоденького паренька. И считал слово «царь», как его палачи считали удары.
Когда последнего наказанного оттащили под забор, генерал обратился к толпе:
— А теперь, господа свободные крепостные, — он оговорился, следовало сказать «свободные мужики», но не стал поправляться, — чтобы вы мне все выходили с завтрашнего дня на барщину. Если еще хоть одну жалобу принесет мне на вас помещик, буду судить много строже... В каждый ваш двор назначаю на постой трех солдат с вашим кормлением. А кормить солдата так: в день по фунту мяса, похлебку, кашу, хлеб, чарку водки да семь с половиной копеек...
— Разоришь нас... Сами мясо два раза в год едим... Где копейки возьмем?
Генерал взмахнул рукой. Солдаты снова бросились на толпу...
В опустевшем дворе под забором остались наказанные десять мужиков. Солдаты их больше не тронули, никто их не гнал. Они полежали на животах, постонали, покряхтели, и самый крепкий из них поднялся на четвереньки, а там и встал.