Над ним склонился кучер.

— За что дите погубил? — спросил он хрипло и вдруг вцепился в горло Ивана Матвеевича. Насилу оторвали его сбежавшиеся дворовые люди, помогли Ивану Матвеевичу встать.

— Малашку к доктору, — сказал Иван Матвеевич, отдышавшись. — А кучера в сарай — судить буду сам.

— Не поможет доктор — мертва, — пригнувшись к самому уху Ивана Матвеевича, шепнул появившийся дворецкий.

— К доктору, чтобы причину смерти нашел, — шепотом же пояснил Иван Матвеевич. — То ли лошадей испугалась, то ли от простуды с нею случилось.

— Понял, — заторопился дворецкий и велел подобрать детское тельце.

А кучера не удалось задержать. Хоть бежал он к воротам не очень шибко, никто почему-то не сумел догнать его.

Вечером, как не раз в подобных случаях уже поступал Иван Матвеевич, он велел согнать в свою вотчинную молельню усталых после долгого трудового дня мужиков и баб и до утра заставил их отмаливать перед богом его грехи, без конца повторять сочиненную им на такой случай молитву:

«Господи, прости раба твоего, доброго, но вспыльчивого Ивана, сына Матвея, отпусти ему все его невольные прегрешения, пошли ему богатств неисчислимо, радостей много, счастья до веку, а нас, рабов твоего раба, крепостных мужиков, лютой казнью казни, если против него что недоброе задумаем. Аминь!»

Отец Герасим, которому не впервые приходилось служить подобную «службу» и которого Иван Матвеевич потом щедро одаривал, снова и снова перечитывал слова «молитвы», и все должны были повторять за ним. К концу моления несколько человек упало в обморок, а один молодой повар начал вдруг ругать отборными словами Ивана Матвеевича, отца Герасима и господа бога.

В ту ночь от Ивана Матвеевича сбежало еще два дворовых человека.

6

Напрасно беспокоился Иван Матвеевич. Если царь и любил кого-то из многомиллионного народа Руси, то именно его, потомственного помещика.

В последнее воскресение марта 1861 года во всех приходских церквах зачитывался манифест царя от 19-го февраля. Иван Матвеевич неделю назад уже присутствовал на подобном чтении для «высшей публики». Но он хотел еще раз испытать благостное чувство облегчения, которое несли для него напыщенно-торжественные слова самодержца всея Руси.

Стоя в трех шагах от отца Герасима, прикрыв глаза, чтобы никакие зрительные ощущения не отвлекали его, он впитывал в себя каждое слово, рожденное разумом царя. Отец Герасим читал медленно, часто запинался не столько по близорукости, сколько по малой практике в чтении, и Ивану Матвеевичу было приятно убедиться, что во многих случаях он довольно точно запомнил и мог бы подсказать содержание последующих фраз.