09.12.<1952. Нью-Йорк>

Один из вечеров с Пумой. Угостила меня ужином; сама ела картошку с маслом. Торчала перед телевизором, разглядывая своих Юл.* и дочь*. Все фальшиво, преувеличенно; больше никаких отношений. Полуобустроенная квартира — слишком мало света в жилой комнате; отвратительно белесые и бежевые полы, стены, мебель; множество зеркал; все безотносительно, голливудская элегантность — опустившаяся, вылезающая из швов, неподлинная личность в прекрасной оболочке, — смесь подлинного с фактическим, невыносимо, когда хватает интеллигентности, чтобы различать это. Все еще на этом печать Й. фон Штернберга.

Один из вечеров с семьей Зальц — ужин, кино, рассуждения. Ничего особенного. Он: «Окруженный самим собой, видит себя в самых странных зеркалах, все делают его крупнее и важнее. Те, кого я прежде считал знающими, — возможно, вовсе не таковы».

Случай с Клеопатрой. Она вернула мне мою монету в магазине, который я ей рекомендовал, хотела полагаться только на себя.

А я? Снова и снова это чувство, ощущать свою жизнь со стороны, не полностью. Полузакрытой, никогда или очень редко открытой. Но только при полной открытости миру возможна полная самоотдача. Отсюда исходит сияние; отсюда исходит тепло — только это остается в воспоминании.

То, что мы живем прошлым, — такая жизнь, это вечно обрушивающееся на скалы настоящее, оно только тогда станет жизнью, когда секундой позже застынет как прошлое, и мертвое, застывшее будет дирижировать нашим настоящим; как мертвые предки еще живут во внуках — у нас есть только секунда для выбора под обрушивающимся водопадом, который внезапно перед нами возникает из грядущего ничто, с радугой, грохотом, ветром и молниями, — и снова позади нас застывает, словно пейзаж со Спящей Красавицей.

Но оттуда незаметно берет он силы, боль, воспоминания, которые нас мучают, как будто они и есть настоящее, — более того, настоящее — это секунда, прошлое — это вечность. Это, может быть, действительно небо и ад — бесконечное воспоминание о быстрых решениях в игре, которую настоящее требует постоянно, выигрыши и проигрыши, которые не являются таковыми, поскольку они в прошлом. Воспоминание — небо-ад. Без этого сладкое счастье животных, которые учатся, чьи воспоминания это опыт, но не боль и не счастье — опыт, и не более того. Почему у нас не так? Прикованы к колесу, вечному, гонимы бичом мертвых вещей, которые для нас кажутся жизнью, — тут выдержит только мертвый.

Отстраниться от этого, использовать, но не отягощать себя этим. У богов нет прошлого и никаких воспоминий, кроме тех, что у животных, — практично, без сожалений и жалоб.