Я не злая, я не хочу тебе делать больно, я мало вообще сейчас хочу от людей. Я говорю с собой, смотрю в себя и за очень горькие, очень тяжкие минуты (они бывают в дне) вдруг иногда получаю заслуженную мою радость. Я сейчас бываю часто похожа и на ребенка, и на дьявола… Доктор говорит, что это «возвращение», а я думаю, что это новая страна.

Я благодарна бесконечно Генриху, что он сумел увезти меня, что он поехал сам со мной (без него я бы не поехала).

Я представляю себе «четыре зеленые стены» и знаю, что не сумела бы сейчас в них жить.... Я не умею ничего из прошлого сейчас. «И в пространствах застывших, как мертвенный цвет туберозы»…

Может быть, это пройдет, может быть, нет – кто это скажет?

Ты спрашиваешь, сколько времени я должна не приезжать в Москву? Генрих, конечно, преувеличивает в целях «психотерапевтических» и прочих.... Но когда я захочу в Москву, – не знаю, не знаю, Валерий!… Где я буду после Залманова – тоже пока не знаю. Но здесь буду не 3, а 4 недели. В левом легком у меня еще не кончился процесс. А больной приняться за жизнь, – не хорошо. 4 недели, т. е. от сегодняшнего дня еще ровно две – это необходимо, это диктует мне все мое благоразумие, несмотря на то, что здесь очень дорого. Если буду здорова, нужно будет ехать отсюда на второй день итальянского Рождества. Моя мечта, конечно, на последние недели заграничного пребывания поселиться в Париже. Эта мысль мирит меня со всей трудностью (конечно, трудно очень, мне трудно вести такую жизнь, как я веду здесь, – я только ей покорилась), но в Париже хочу быть совсем живой…