– Ну, вы как маленькие, честное слово,– забавно всплеснул руками подполковник.– Ваша цель какая? Наказать преступника, а не обескуражить его неопровержимостью доказательств, так?

Все кивнули.

– Вот месяца три-четыре назад было у вас дело этого… как его? Синюшина. Дураку ж было ясно, что он убил, да и вёл он себя нагло, а вы…

– Но это же…– снова хотел оправдаться Антипов, но Дубов жестом показал, что сейчас он говорит.

– Соседка видела, как он приперся к нему вечером, так? Так. На стакане и на бутылке его отпечатки, так? Так.

– Но на ноже-то отпечатков нет, да и крови на Синюшине не было.

– Велика проблема ножик протереть.

– Да и соседи показали, что он припёрся домой часов в одиннадцать, а Конев умер между двенадцатью и часом, так что…

– Да Конев-то умер от потери крови! Вот он и помирал час, это же очевидно. Да и морду вы этого Синюшина видели? Ясно же, что врёт.

– Но у него есть алиби; на оружии убийства его отпечатков нет; крови тоже нет, признаваться не стал, и что тут сделаешь?

Подполковник стукнул кулаком по столу.

– Опять двадцать пять! А через две недели, между прочем, его взяли за грабёж, сторож, кстати, еле жив остался, инвалид теперь, а посадили бы его тогда, жил бы сейчас этот сторож спокойненько и не бегал бы по больницам. Вот и думайте после этого.

Молчание.

– Я же не говорю сажать всех направо и налево, я просто хочу справедливости, разве это много? Вот капнули бы на свитер того же Синюшина немного крови Конева и всё, даже с экспертами договариваться не надо. И что, это, по-вашему, было бы несправедливо, неправильно? Кому вы этим своим «гуманизмом» услугу оказываете? Этим сволочам? Они вам спасибо не скажут. А вот обычные люди… Сами видите.

Возразить было нечего.

Дубов выдержал паузу и продолжил уже более спокойным голосом.

– Вот я у вас спрашиваю, разве это несправедливо? Вы поймите, что мы должны, прежде всего, отыскивать и наказывать преступника, всё остальное формальности. Всех этих алкашей, нариков, бандюков… их же вообще ни за что сажать можно; они ж на хрен никому не нужны, только жить мешают, а вы развели тут… Вот вы дали слабину раз – другой и всё; они ж это чувствуют, наглеют.

– Наглеют, это точно.

– Вот. Так что надо показывать, за кем сила.

– Но ведь так тоже нельзя.