— Я бы считал недостойным — ни себя, ни вас — отвечать неправду. Конечно, в Штирнере есть то, что должно отталкивать от него людей воистину сильных и убежденных. Но учтите, он появился в атмосфере германской инертности и дисциплинированной затхлости, когда кто-то должен был выбросить лозунг «силы» — иной бы не приняли просто-напросто. Поэтому, критикуя ряд его положений, подавляющее множество — особенно касающееся порочности частной собственности — я не могу не принять. Человеку разум дан для того, чтобы отделять злаки от плевелов.
— Я рад, что вы ответили именно так, Петр Алексеевич, потому что ряд ваших товарищей, поступая по Штирнеру, отвергают Штирнера, и получается неискренность, нечестность получается, рождается недоверие.
— Кто поступает по Штирнеру?
— Анархисты, работающие в Польше, анархисты-интернационалисты...
— Не могу поверить, товарищ Юзеф, не могу поверить. Факты. Я фактам верю.
Дзержинский всем строем разговора подводил Кропоткина именно к этому вопросу. Достав из кармана прокламацию «анархистов-коммунистов», он протянул ее князю.
Тот, сменив очки, прочитал вслух:
— «Товарищи! В борьбе с царскими палачами доступен любой метод — «око за око, зуб за зуб»! Лишь одно может поколебать их — жестокая борьба не на жизнь, а на смерть, борьба, в которой нам дозволено все, террор, страх, ужас. Поняв нашу таинственную, могучую силу, тираны затрепещут. Объединяйтесь в «тройки карателей»! Искры вашего отчаянья разожгут пожар всеобщей революции!»
Кропоткин вернул прокламацию Дзержинскому, подавил вздох:
— К революции ведь зовут...
— Это не ответ, Петр Алексеевич. Это звучит, как оправдание целого при порицании части.
— Что ж мне, в газеты письмо напечатать?! Публично выступить против авторов этой прокламации?! Разброд внести и раскол?! Так прикажете поступить?
— Анархия предполагает отсутствие любой революционной организации, — мягко улыбнулся Дзержинский, поняв трудность положения собеседника. — Можно ведь и не выступать в прессе, можно иначе повлиять на горячие головы, собрать на организационное совещание, разъяснить, что негоже давать в руки палачам материал для обвинительного приговора тысячам тех революционеров, которые не разделяют убеждений товарищей анархистов.
С организацией у анархистов было плохо — Дзержинский ударил в больное место.
— Я не считаю истинными революционерами, — раздражаясь, ответил Кропоткин, — книжников и талмудистов, библиотечных доктринеров.
— Статистика между тем говорит, что царизм держит в тюрьмах и ссылках больше всего именно «библиотечных революционеров», то есть нас, социал-демократов, Петр Алексеевич.