Весь мир был невыносимо серым: снег, люди, транспорт, дома, деревья, небо…
И все безумно раздражало: уличный шум, толпа, запахи, и сразу неодолимо потянуло выпить.
Умники, в том числе из бывших пьяниц, говорят: это – переход через пустыню, это – чистилище, это надо и можно осилить.
Люди честные обязательно добавят – если есть мотив.
У меня мотива не было.
Я искренне не хотел мучить дорогих мне людей, но это – не мотив.
Как можно жить, когда тебя все раздражает – и близкие, и далекие, и работа, и книги, и звуки?
И все вокруг серое, бесцветное, бессмысленное, пошлое и избитое.
Я прекрасно понимал, что в пьянстве тоже ничего нового нет, и пошлее ничего не придумаешь…
Я продержался две недели.
Однажды, по дороге из школы, я зашел в микояновский гастроном, взял чекушку «Кубанской» и три бутылки «Московского» пива.
Я сознавал, что совершаю преступление, и меня трясло в горячке, как Раскольникова.
Я трепетал, выбирая постылую долю, постыдную муку, страдания близких, ложь, ущербность, незащищенность, вину, погибель…
Но желание отгородиться от мира было сильнее меня.
В кафетерии ресторана «Гавана» я выпил залпом полный до краёв стакан водки и почувствовал легкий прилив жара и удушья.
Я отдышался и налил пиво, с непривычки оно сильно горчило…
Нельзя без горечи. Добавь по вкусу горечь И свой позор сумеешь искупить.Предметы стали приобретать цвет, шум стал глуше, всё вдруг отодвинулось от меня, как в перевернутом бинокле, и перестало раздражать.
«А ведь, пожалуй, чекушки будет мало», – подумал я.