Это я-то!

Я говорю следователю:

– Вы разберитесь, кто кого еще изнасиловал. Когда тебя тащат, как вошь на аркане, приходится соответствовать.

И так, к слову, сообщаю, что, мол, состою на учете. Следователь мне поверил, взял подписку о невыезде…

Ложись, говорит, пока в дурдом, тем временем я с ней разберусь.

Не иначе, как опять напряжение будут проверять.

Посещала меня только Женя – так было договорено. «Застрявшие души» знали, что я в желтом доме, но адрес им был неизвестен.

Не знаю, насколько она верила в мое исцеление; наверное, надеялась – для чего-то она определила меня сюда.

В последнюю пятницу перед выпиской я, как обычно, отправился в хранилище, где архивные девушки уже всерьез стали покушаться на мою нравственность.

Утро выдалось морозное, и я решил пройти через цокольный этаж, где располагалась учебная переплетная мастерская.

Я шел между штабелями флатовой бумаги, каких-то коробок и ящиков, листов коленкора, остро пахнущих клеем – коленкор здесь сажали на картон, и делали канцелярские папки, обложки для историй болезни, большие футляры для архива, блокноты разных форматов, юбилейные адреса и что-то еще.

Я думал о своем, запьянцовском – девушкам надо сказать, что алкоголь убил потенцию (так ведь они не поверят и станут проверять!), и плохо контролировал обстановку.

В какой-то момент я остро почувствовал опасность и убедился, что окружен.

Безумные кучковались вокруг огромного резака, этакой механической гильотины с педалью. Я такого и в типографии не видывал!

Почему в больнице не организовали сборку гранат?

Ни инструкторов производственного обучения, ни медперсонала… За спиной у меня маячили три мрачные фигуры, по виду – бывалые вурдалаки.

Мне стало сильно не по себе: умереть от усекновения головы, от рук нелюдей, за попытку трезвой жизни!.. Я сделал вид, что не заметил западни, но главарь переплетчиков, бледный и злобный дегенерат моего возраста, преградил мне путь:

– Ты слишком длинный. Тебя надо укоротить.., – он с трудом шевелил обескровленными губами.