(И так — четыре куплета).

Это и есть магия поэзии: Не прошло и пяти лет, как свершилось — и даже хуже обещанного: Макар переделал для предвыборной кампании свою же старую песню «Каждый, право, имеет право».

Наверное, скоро ему дадут еще один орден. Или Сталинск..., тьфу, Государственную премию. Или государственную дачу.

А мы услышим очередную переделку. Скажем, такую:

Э, нет! Это я загнул! Рок-музыканты у нас, конечно, умом не блещут, но до такого саморазоблачения даже Макар не дойдет!

***

Но что значит быть рок-поэтом сегодня? Это значит: существовать в реальной нашей рок-среде, насквозь продажной, сторчавшейся, спившейся, исписавшейся, циничной и попсовой. Это значит: общаться с музыкантами, которые когда-то пели и играли для поколения бунтарей, читавших в песнях между строк, а сегодня поют для поколения зомби, не читающих ничего вообще, и не слушающих слова по причине полной выжженности мозгов кислотой... И рок для них давно стал просто фоном, под который легче оттягиваться, кабацкой песней, улучшающей пищеварение. Какие тут, к черту, слова?

А рок-тусовка всё по-прежнему рядится в бунтарские одежды, играет на автопилоте давно затверженную роль:

«...И поджег свой собственный дом...» — это взгляд человека 68 года на сегодняшнюю рок-сцену. Знакомая каждому из поколения Sixty Rollers цитата снабжена убийственным уточнением «в азарте» — и всё: пафос битников, Сэлинджера, «черных пантер» и йиппи сменяется фарсом. Дураки в азарте, в пьяном веселье, не думая, подожгли свой собственный дом, разрушили свою собственную страну. И теперь пляшут и поют, обкурившись и обколовшись, на развалинах посреди пожара, козлы.

Это правда. Но только Sixty Rollers далеко, в прошлом. Радость «лета любви» и гнев «Красного Мая», пробудившие тебя к жизни — где-то глубоко под землей, как замерзший сок под корой зимнего дерева:　

Эти два мира — не соединяются. Мир «околачивателей груш» — «рок-кумиров» с волосатыми ушами (а ведь когда-то, при Гонзасте, они левитировали, как Зекс!) и кривыми ногами, привычно мямлящих о Боге, душе и исправно крестящихся рядом с политиками на всех официальных православных радениях, — и мир ветеранов Sixty Rollers, для которых ветер с Востока — понятие не метеорологическое, а идеологическое («Ветер с Востока преодолевает ветер с Запада»), — да, собственно, и метеорология для них значит нечто другое: память о своих, о weather people, о Марке Радде и Бернардин Дорн — и от этих воспоминаний никуда не убежать, хоть ты и не несешь ответственности за убитых друзей, хоть ты невиновен, хоть не участвовал в разрушении общего дома, общего храма (мечети'), — но сама память о цветущем саде в окруженной горами долине — райском саде Хиппиленда, Sixty Rollers, «лета любви» — превращенном в россыпь надгробий — не дает скурвиться и напоминает о том, что у ветерана своя судьба и своя смерть: его не размагнитит в спешке придурковатый птюч-энтертаймер, его ждет почетная смерть: пуля над левой бровью...