— Да, как же далеко мы все-таки по сравнению с ними продвинулись!

Наверное, Всеволод Некрасов до сих пор уверен, что раз Кудрявцев ему не возразил, значит, согласен с ним. А на самом деле Кудрявцев, кандидат психологических наук и специалист по конфликтологии, еще в студенческой юности выучил, что с душевнобольными спорить не надо.

***　

Любая книга принадлежит своему времени. Но если в книге собрано написанное за десятилетия, она становится — помимо воли автора — иллюстрацией изменений, произошедших за это время. И с автором, и с миром.

И вот это снижение энергетики от 70-х к 90-м пугает. Это ведь не снижение личной энергетики Маргариты Пушкиной, это снижение энергетики окружающего ее мира. Это мир идет не туда, а Риту он всего лишь тащит за собой, — а она сопротивляется, сколько может.

Какие бы отчаяние, злость или тоска не находили на нее двадцать или пятнадцать лет назад — за ними чувствовался запас сил для сопротивления и желание сопротивляться. В 90-е желание еще есть, но сил всё меньше. Это приговор времени.

«Слишком много беды... слишком много обид, слишком много тоски», — пишет она в феврале 90-го. Но тогда еще была надежда, что можно «по облаку снова бежать, нарушая всемирный закон».

Шажок. Попытка. И горькая констатация:

«Агония» (название-то какое!) — вещь рубежная и, как теперь выражаются, знаковая. Что такое 90-й год? Это же время, когда масса друзей и знакомых из рок-тусовки вдруг всего-навсего за пару лет превратилась из людей в нелюдей, в машины для делания денег, в автоматы шоу-бизнеса. Оказывается, их надо было не преследовать, а покупать!

Облако развалилось: его обитатели набили карманы деньгами — и этот золотой груз потащил их вниз — и они, пробив в облачной материи дыры своим весом, рухнули кулями на землю, в грязь, в распутицу, стаскивая с собой всех остальных, дырявя и кромсая облако — и делая его тем самым непригодным для жизни и полета...