– Откуда вы узнали?

– От Флоранс.

– Она уже в том доме? – (Он кивнул.) – Джек, мне противно вам это говорить, но вы должны немедленно уйти, – сказала Элен, борясь с подступившими слезами.

Джек осторожно вытер ей слезы.

– Я не плачу.

– Конечно же нет. – Он шутливо поднял руки, затем снял что-то с ее волос. – Божья коровка, – сказал Джек, отпуская букашку.

Это был жест заботы; возможно, так он показывал, что между ними все-таки что-то есть, как бы это ни называлось.

– Элен, с вами ничего не случится. Но я буду поблизости. На всякий случай.

Его уверенность передалась и ей. Джек скрылся за деревьями. Элен присела на маленькую чугунную скамейку. Ей стало чуточку спокойнее. Вспомнился день, когда она впервые увидела Джека и его такие теплые, улыбающиеся глаза. Он был хорошим человеком. Благородным, великодушным. Ей так хотелось услышать о его мечтах и надеждах. Но было ли там место для нее? Возможно. Всего лишь возможно. Элен надеялась, что, если сюда явятся немцы, Джек не бросится ее выручать. Глупо, если их обоих арестуют. Она стала вслушиваться в окружающий мир, и тот взорвался лавиной звуков. Овцы, коровы, козы, куры, птицы, насекомые, шелест листьев и травы. Все способное звучать звучало на разные лады. К этой какофонии добавился поднявшийся ветер, приведя все в движение. Услышит ли она свист? И как вообще она, всегда такая осторожная, оказалась в этом положении? Может, им нужно было остаться в Англии, вместо того чтобы беспрекословно подчиняться воле Клодетты? Вспомнилось, как отец учил ее ездить на велосипеде. «Иногда нужно упасть. Так ты научишься вставать и держать равновесие. И не вцепляйся мертвой хваткой в руль».

Но она хотела вцепиться и не отпускать. Не только руль. Свою жизнь, своих сестер, безопасность их жилища. Элен водила пальцами по шершавой древесине ворот. Пусть что-то произойдет… Нет, лучше не надо. Каковы шансы, что замысел Элизы удастся? Каковы шансы, что Анри сумеет застрелить одного Томаса, пока караульные не опомнятся и не начнут стрелять? Пятьдесят процентов? Меньше? Больше? В отчаянии она надула щеки, запретив себе думать о несчастном немецком парне, которого лишат жизни ради их спасения. Она представила Анри, палец которого застыл на спусковом крючке. Он взял Томаса на мушку. Одна пуля, прямое попадание в сердце – и все закончится. Воображение рисовало ей, как Томас, крича от боли, хватается за грудь, зажимая рану, и тут же падает замертво. Еще один сын несчастной матери. От таких размышлений ее охватил ужас.

Мозг Элен лихорадочно работал, гоня поток скачущих мыслей. Но мышление оставалось единственным способом не потерять рассудок, единственным способом дождаться развязки, какой бы та ни была. Элен заставила себя не думать о самом худшем варианте, но гнетущая мысль все же успела мелькнуть. Если Томас опознает ее и дом, это конец. Ее будут пытать и казнят. Сестрам придется спасаться бегством. Ее сестрам. Боже, ее сестрам! Флоранс хотя бы сейчас в безопасности. Но где Элиза? В лесу? Ей сейчас ничего не грозит?