Когда проснулись Мэри и Лиз, они обступили сестру, пристально вглядываясь в нее и вытаскивая веточки из ее волос.

– Ты ночевала под живыми изгородями? По запаху похоже на то.

– Ну и фортель ты выкинула. Без тебя, Клемми, было совсем тоскливо, – сказала Мэри. – Где, черт возьми, ты пропадала? – Но Клемми не могла рассказать им о долгих часах, которые провела, блуждая по лабиринту улиц Суиндона, и о той радости, которая охватила ее, когда город остался позади. О том, как ее два раза подвезли. Сначала фермер на двуколке с высокими колесами, возвращавшийся с похорон брата. Ей пришлось сбежать от него, когда он стал ее лапать, заехав за живую изгородь через полевые ворота. Потом пожилые муж и жена, которые разговаривали не больше, чем сама Клемми, и только кивнули ей, чтобы она забралась на задок их маленького фургона, в котором они перевозили старую мебель: резное кресло, комод и умывальник с треснувшим верхом – все покрытое плесенью. Клемми проспала несколько часов, положив голову на изглоданную крысами молитвенную скамеечку. Они довезли ее до Маршфилда[83], и она одолела последний отрезок пути пешком. Усталая и испуганная, Клемми упорно шагала вперед и вперед. Дом словно притягивал ее. – И почему ты не можешь говорить? – спросила Мэри, не ожидая ответа. – Мама! Клемми вернулась! – крикнула она с лестницы, ведущей в комнату девочек, и все услышали, как Роуз внизу чертыхнулась.

Мать поносила ее и обнимала – одновременно. Отец хмурился и игнорировал. Сестры выспрашивали и ластились. Клемми ходила из угла в угол, жестикулировала и даже издавала невнятные звуки – все для того, чтобы навести их на мысль задавать наводящие вопросы, но безуспешно. Только Джози отчасти поняла, что ей нужно.

– Клемми… ты убежала со своим возлюбленным? С отцом ребенка? – спросила сестра, когда они вместе доили коров. Клемми с нетерпением кивнула и стала ждать, когда Джози спросит еще. – Но где он сейчас? Ты его бросила? – Клемми кивнула и отрицательно покачала головой. – Да и нет, Клем? – нахмурилась Джози. – Но как такое может быть? – Она на мгновение задумалась, прикусив губу. – Он приедет сюда, Клем? Ты об этом? Ты выйдешь замуж?

Лицо Джози загорелось, но Клемми только нахмурилась. Она не могла кивнуть, зная, что Илай не вернется в Слотерфорд, пока здесь находится его отец. Она должна была составить план по избавлению от Исаака Таннера, и беспокойство о том, что Илай сейчас может думать или чувствовать, было для нее непозволительной роскошью. Брошенный и покинутый, он мог решить, что лишился всего – и новой семьи, и возможности начать жизнь с чистого листа. Ему, наверно, было очень больно. Такие мысли лишали ее сил, ею овладевало раскаяние и почти невыносимое чувство ужаса. Как бы ей хотелось, чтобы он понял, чем наполнено ее сердце. Порой Клемми спрашивала себя, не думает ли ее любимый, будто она собирается обвинить его в том, что случилось на фабрике, и гадала, не вернется ли он в Слотерфорд, чтобы ее найти. Внутреннее чутье подсказывало, что так и произойдет. А может, он уже в Слотерфорде? По прошествии нескольких дней ей стала ясна одна вещь: сколько бы она ни показывала родным, что ждет от них наводящих вопросов, они ей никогда их не зададут. Она должна сама произнести вслух нужные слова.