И Оливия взяла быка за рога:

– А как насчет твоей матери, Изабель? Расскажи поподробнее, какая она была.

Ни единый мускул не дрогнул на лице Изабель.

– О-о, она меня любила. Но знаешь, Оливия, я разочаровала ее. Своей столь ранней беременностью – она тяжело это переживала. А потом умерла. Я сильно горевала, Оливия, и до сих пор горюю. Как бы мне хотелось, чтобы она жила долго-долго, чтобы увидела Эми взрослой, такой хорошей и умной, и узнала, что ее внучка стала врачом, а я вышла замуж за Фрэнка. Тогда бы ей полегчало, моей маме.

– Скорее всего, – сказала Оливия. – Но жизнь есть жизнь, и мы ничего с этим не можем поделать.

– Не можем, – согласилась Изабель. – Это верно. Но в последнее время я очень скучаю по ней. Почему-то именно в последнее время. Иногда я разговариваю с ней, а она мне отвечает – моим голосом, конечно. Но так, как она говорила со мной, когда я была маленькой. – Изабель медленно покачала головой; очки ее сверкали, отражая свет, когда она взглянула на Оливию: – Эти разговоры утешают меня. Наверное, это как-то связано с моим собственным материнством, ведь я думаю, что не была для Эми такой уж хорошей матерью. Ну, об этом я уже говорила.

* * *

Когда Изабель ушла к себе, Оливия глубоко задумалась. Выходит, Изабель не шизофреничка и в детство она не впадает. Она просто скучает по матери и призывает ее из небытия, имитируя то свой детский голос, то материнский. Оливия долго сидела в кресле у окна. Колибри примостилась на шпалере, потом прилетела синица. Перемалывая в голове то, что поведала ей Изабель, Оливия, смущаясь, позвала: «Мама?» Прозвучало глупо. Ее собственный голос, голос восьмидесятишестилетней женщины, произносит это слово. И она не могла отвечать голосом матери. Хоть тресни, нет, только не она.

И к утратам Оливии добавилась еще одна. У Изабель до сих пор была мать, в каком-то смысле, а у Оливии – нет. Она попыталась обмозговать эту новость, но вскоре поднялась и сказала:

– Да тьфу на вас, – хотя толком не понимала, кого имеет в виду.

* * *

Наступил июнь.

Неделей ранее Оливия выезжала с парковки, направляясь в «Уолмарт», и увидела Барбару Пазник с мужем на утренней прогулке, Барбара улыбалась и энергично махала ей. А вскоре (о чем Оливия узнала не сразу) Барбара отдала концы; инсульт – и через два дня умерла. Оливию это известие потрясло, но еще больше потрясло ее то, насколько сильно она расстроилась.

И вот среди бела дня она сидела в зале для собраний на поминальной службе по Барбаре (на всякий случай Оливия надела какашковый подгузник). Изабель не пришла, поскольку не была знакома с Барбарой и полагала неприличным присутствие посторонних на столь интимном собрании. Человек двадцать собрались в зале, который мог бы вместить раза в три больше людей. Никто не плакал, сидели молча, пока дочь Барбары говорила о том, какой бодрой и жизнерадостной всегда была ее мать, а затем племянник вспоминал тетю Барбару и как с ней всегда было весело, а потом – собственно, и все. Оливия потащилась было в свою квартиру, но затем вернулась в зал, где муж Барбары беседовал с двумя женщинами. Оливия подождала, пока он освободится, и подошла к нему.