– Из школы «Рокори»?

– Да.

– Но не из школы «Колумбайн»…

– Мистер Макафи, я психиатр, а не медиум и с душами умерших не общаюсь, – сказал Аппергейт. – Но я долго разговаривал с родителями тех двух юношей, покончивших с собой, читал их дневники, изучал видеозаписи.

– Доктор, а с Питером Хоутоном вы хоть раз лично разговаривали? – спросил Джордан.

– Нет, – помолчав, ответил психиатр. – Не разговаривал.

Адвокат сел. Диана обратилась к судье:

– Ваша честь, у стороны обвинения тоже больше нет вопросов.

– Держи, – сказал Джордан, войдя в камеру, куда Питера запирали на время перерывов, и бросив ему сэндвич. – Или ты объявил голодовку?

Питер сердито сверкнул глазами, но сэндвич все-таки развернул.

– Не люблю индейку, – сказал он, откусив.

– Мне все равно, любишь ты ее или нет. – Джордан прислонился к стене. – Лучше скажи, кто сегодня с утра напи`сал тебе в чириос.

– А вы не понимаете, каково это – сидеть там, в зале, и слушать, как все эти люди говорят обо мне, как будто меня нет? Или как будто я глухой?

– Таковы правила игры, – сказал Джордан. – Зато следующий ход наш.

Питер встал:

– Так, значит, для вас это игра?

Джордан закрыл глаза и сосчитал до десяти, чтобы успокоиться.

– Конечно нет.

– Сколько вам платят? – спросил Питер.