– Но это все еще я.

Она раскрывает мне объятия и опускает голову мне на плечо.

– Видишь?

Я прислоняюсь головой к ее лбу, как делала тысячу раз.

– Кажется, ты так давно уехала.

– Да, мне тоже.

Мы одновременно поднимаем головы и смотрим друг другу в лицо.

– Скучаешь? – спрашиваю я. – По дому?

Бонни, пожимая плечами, отводит взгляд.

– А по чему там скучать?

– Ну… по семье? По мне? По тому, что не надо круглосуточно прятаться?

– Ну, во-первых, нам необязательно все время прятаться. – Она слегка выставляет вперед подбородок. – Это не как в фильмах. А во-вторых, ты же здесь? И, честно говоря, по семье я вообще не скучаю. Дома было не так уж и весело. – Видимо, прочтя скептическое удивление на моем лице, она горестно смеется: – А, ну я знаю, что они разыгрывают идеальную семейку ради прессы. Я видела пресс-конференции. Мама плачет, папа стоически хмурится. Да ладно тебе. Им просто стыдно. Не нравится, что мою историю знают их друзья по церкви. Дочь, способная независимо мыслить? О, ужас! – Она трясет головой. – Так будет лучше для всех.

– Я не знала, что ты так относишься к семье.

– Я не говорю, что у меня есть какая-то тайная детская травма. Разумеется, нет. Просто мне не было там хорошо, вот и все.

– Почему ты мне не рассказала?

– После всего, что ты пережила? Все равно что жаловаться на мигрень человеку с раком мозга.

Я хмурюсь:

– Чего?

– Ты поняла, о чем я.

– Нет, не поняла. Ты говоришь, что раз меня удочерили, ты не хотела разговаривать со мной о том, что несчастлива дома?