Но мало-помалу она ободрилась, а ежедневные унижения и неприятности, которым подвергали ее гонители, как раз подстрекали Марию Антуанетту к энергичному отпору.

По возвращении из Варенна король и королева были узниками своего народа, а Тюильерийский дворец — их тюрьмою, где народ стерег своих царственных пленников с неослабевающею жестокостью.

Командиры батальонов национальной гвардии переменялись на дежурстве при королевской чете. Им был дан строгий приказ неусыпно сторожить королевскую фамилию, ни на минуту не оставляя ее наедине. Даже спальня королевы не была ограждена от бдительного ока ее стражи — дверь в смежную гостиную должна была оставаться постоянно отворенной, и в этой гостиной находился караульный офицер национальной гвардии. Даже по ночам, когда королева лежала в постели, дверь не запиралась, и офицер, сидевший в кресле, как раз против двери, не спускал взора с кровати, на которой Мария Антуанетта старалась заснуть, преодолевая свое горе и страдания, чтобы не обнаружить их пред мучителями. Она снизошла только до одной просьбы и выпросила позволение запирать двери в спальне при своем вставании поутру, когда ей было нужно одеваться. Эта просьба была великодушно уважена.

Но при всех этих унижениях, разочарованиях и муках Мария Антуанетта не теряла надежды на благоприятную перемену своей судьбы. Ее гордая душа еще не была сломлена. Уверенность в победе королевской власти все еще поддерживала в ней бодрость и не давала ей упасть духом среди всех бедствий. Она все еще хотела бороться с врагами за любовь французского народа, в надежде, что он,

хотя и сбитый с толку якобинцами, злонамеренными подстрекателями, все же наконец опомнится, послушает голоса своего короля, своей королевы и вернется к ним с любовью и раскаянием. Ради этого великого дня возвращения обновленной любви народа, королева решилась безропотно переносить все испытания, стараясь приблизить этот желанный день, примирить народ с королевским домом. Поэтому она хотела доказать народу, что не питает к нему страха и готова доверчиво очутиться среди него, чтобы приветствовать французов своей улыбкой со всей благосклонностью минувших дней. Ей хотелось попробовать еще раз вернуть свою былую популярность, возбудить в остывшем сердце любовь, которую так часто изъявлял ей раньше народ. Она нашла в себе силу преодолеть свои слезы, скрыть душевную боль под улыбкой и с притворным спокойствием и веселостью снова показываться народу в театре и во время катанья.

Однажды давали оперу Глюка «Альцеста», особенно любимую королевой, которая вдобавок одержала несколько лет назад блестящий триумф при ее исполнении. Публика, восхищенная присутствием Марии Антуанетты в театре, громко потребовала повторения хора: «Chantons, celebrons notre rei-ne!»[18], причем встала с места и, обратившись лицом к королевской ложе, восторженно вторила певцам на сцене.