Во время всех этих ужасных недель Мария Антуанетта была совершенно разлучена со своим супругом и проводила время в одиночестве со своими детьми, которым уже не удавалось более вызывать улыбку на ее безмолвные уста, оживить ее взор, остановившийся от ужаса.

Королева знала, что король был предан суду, допрошен и что его возили в конвент, но ничего, ничего — ни единого слова относительно хода и результата процесса — не доходило до нее! Тизон, тюремщица Марии Антуанетты, ее злой демон, слишком зорко сторожила узницу, не допуская до нее никаких известий.

Но наконец пришла роковая весть, которой так боялась королева, к которой она готовилась в долгие, мучительные ночи, проводимые в молитве, тоске и слезах. Тем не менее она переполнила сердце королевы отчаянием, гневом и скорбью.

Король был приговорен к смерти! Король хотел видеть свою семью, чтобы проститься с нею!

Конвент дал на это разрешение и даже так далеко простер свою милость, что позволил осужденному иметь свидание со своими близкими без свидетелей. Только оно должно было происходить в маленькой столовой короля, чтобы муниципальные чиновники могли поместиться в соседней комнате, куда вела стеклянная дверь, дававшая им возможность неукоснительно наблюдать за королевской семьей.

Чиновник, явившийся с этим разрешением конвента, удалился, чтобы привести королеву и остальных членов семьи из верхней башни.

В ожидании их король с волнением прохаживался по комнате. Камердинер Клэри, приводя в порядок столовую, отодвинул к стене стоявший посредине круглый стол, чтобы очистить место, и расставил стулья. Людовик приказал ему принести графин с водою и стакан.

— Только, — заботливо прибавил он, — не холодной воды, потому что королеве вредно пить ее и она может простудиться.

Тут король внезапно побледнел и, остановившись, прижал на одно мгновение руку к сильно бившемуся сердцу. Он услышал голос супруги. Дверь отворилась, и к нему вошли все его близкие, королева, которая вела за руку дофина, и принцесса Елизавета с его дочерью Терезой.

Король пошел к ним навстречу и раскрыл объятия, в которые с громким плачем кинулась вся семья. За стеклянной дверью стояли чиновники, но они не могли ничего видеть, потому что слезы застилали им глаза.

В кабинете короля стоял на коленях аббат Эджварт де Фирмон и молился за несчастных, жалобные вопли которых доносились до него.

Но плач постепенно утих. Узники уселись: королева — по левую руку мужа, принцесса Елизавета — по правую, против короля — его дочь, Мария Терезия, тогда как дофин поместился между отцовскими коленями и смотрел на отца широко раскрытыми глазами, с печальной улыбкой.