Когда головы двенадцати мужчин были отрублены и сброшены в корзину, их тела убраны, настала очередь женщин. Каждая из них испросила себе, в виде величайшей милости, разрешение пред смертью обнять и поцеловать сестру короля, затем они спокойно подымались на эшафот и клали свою голову под нож смертоносной машины.

У подножия эшафота оставались теперь только принцесса Елизавета и Тулан.

— Верный, — прошептала принцесса, — скоро я буду у своего брата и сестры; дай мне свою руку, брат! Ты должен ввести меня в врата смерти; ты был единственным человеком, служившим верой и правдой покойной королеве.

— Елизавета Капет, твоя очередь!

— Иду.

Принцесса стала подниматься на эшафот. Тулан пошел с ней. Когда она поставила ногу на ступеньку, Тулан нежно положил руку на ее плечо.

— Принцесса, я должен открыть вам одну тайну, я торжественно поклялся не открывать ее ни одному смертному, но вы принадлежите уже к другому миру, а потому знайте: мальчик, находящийся теперь в Тампле, не дофин. Я сдержал свое обещание и спас принца; он теперь в Вандее.

— Елизавета Капет, иди же скорей, а то мы потащим тебя силой! — крикнул палач.

— Иду! Прощай, Верный, ты доставил мне последнюю радость на земле. Благодарю тебя. Поцелуй меня, брат!

Тулан поцеловал ее и проговорил:

— Прощай, сестра!

Принцесса поднялась по лестнице и спокойно сняла с головы шарф. У подножия эшафота стоял на коленях Тулан; в его глазах, устремленных на принцессу, светился неземной огонь.

— Любовь побеждает смерть, любовь побеждает жизнь, — шептал он.

— Тулан, иди наверх!.. Тулан, ты не слышишь? Разве ты не видишь, что Елизавета Капет очистила тебе место!

Тулан не видел, как голова принцессы упала в корзину, и не слыхал, как палач звал его; он всецело ушел в созерцание слов, огненными буквами написанных в его сердце. Когда он поднялся по ступеням эшафота, его лицо имело совсем неземное выражение.

В толпе раздался душераздирающий крик, и молодая женщина в обмороке упала на руки соседей, а мальчик, стоявший рядом, с ужасом воскликнул, простирая руки к эшафоту;

— Отец, дорогой отец!

Тулан не обернулся на этот крик (ему уже было чуждо все земное) и подставил голову под нож гильотины.

— Любовь есть Бог, — громко сказал он, — кто пребывает в любви, пребывает в Боге, и…

Нож упал, и голова Тулана скатилась в корзину.