– Пойдём, – негромко скомандовал старший. – Этого, – он кивнул в сторону Грозы, – в самом деле не было, когда наши схватились с Полидорусом и его охраной.

– Но не было и гостя со слугой, куда они делись? – неуверенно возразил младший, ещё раз оглянувшись на продавцов овец.

– А вот это нам с тобой и надо выяснить, – сердито закончил старший стражник, и они удалились.

– Думал, сейчас нас схватят… – молвил Гроза. – Уже было за мечи взялись…

– Взяться то взялись, а вот обнажить их вряд ли успели бы, – глядя прищуренным оком вслед стражникам, баском промолвила «девица». На миг из складок её одеяния возникли и снова исчезли два острых лезвия.

* * *

– Вот деньги за твоих овец, – коротко молвил Гроза знакомому греку, что имел небольшое хозяйство под Херсонесом и иногда просил опытного пастуха помочь ему в продаже животных.

– Благодарю, у тебя это так легко и быстро получается, а я как начну торговаться… Коней ваших накормили и напоили, так что можете хоть сейчас отправляться, но сначала нужно отметить удачный торг.

– Нет, Анастасий, не могу, мне нужно торопиться, овец оставил на Ермолая, а ты знаешь, какой из него пастух.

– Так, велит нам с тобой Молчан быть в заливе, где мы последний раз на пути сюда ночевали, и ждать кочмар Стародыма, – молвил задумчиво Скоморох, держа в руках небольшой кусок тонкой кожи с начертанными тайными знаками, оборачиваясь к отроку-изведывателю, который старательно смывал с ланит румяна, успев уже сменить женское платье на свою обычную одежду. – Они вынуждены были покинуть Херсонес, потому что греки хотели задержать наш кочмар, пока мы не объявимся.

– Только как посуху туда добраться, нас тайная стража небось уже по всей Таврике ищет, – озадаченно отвечал ему Ерофеич.

– Я вас проведу такими тропами, что ни одна живая душа не увидит, – своим обычным невыразительным тоном молвил Гроза, но взгляд его, в отличие от голоса, слегка ожил, холодное равнодушие сменилось в нем тревожной насторженностью.

Они шли лесами, карабкались в горы, ночами пересекали большие открытые пространства. Ночевали то в лесу, то в горных пещерах. В самом деле, за всё время им почти не попадались люди, только дикие, а изредка домашние животные. На привалах изведыватели по давней привычке, для сохранения точности глаза и верности руки, метали ножи, одним неуловимым движением извлекая их из-под одеяния, либо боролись и учиняли меж собой ножевой бой. Гроза оставался, как всегда, невозмутим, хотя глядел с некоторым интересом. Но однажды, когда они ночевали в одной из пещер, напомнившей обиталище волхва Хорсовита, это потянуло нить воспоминаний. Гроза то ли задумался глубоко, то ли на несколько мгновений задремал, но узрел и почувствовал себя опять пятнадцатилетним юношей. Точно так же, как сейчас Скоморох с Ерофеичем, он со своим наставником по ратной здраве, потея от жаркого солнца и тяжело дыша, старался достать деревянным ножом, щедро измазанным охрой, загорелое тело Вергуна. Тот уклонялся, подобно змее, и в ответ уже оставил на теле Грозы несколько красных полос от своего деревянного клинка, а раздосадованный отрок никак не мог достать наставника…