Соколы взяли левее и пошли над стенами, зоркими очами замечая с высоты, где они укреплены лучше, а где хуже, где на них установлены баллисты и катапульты. Вдруг с мутных вод залива, в который стекали из града зловонные ручьи и в котором плавало много всяческого мусора, выбрасываемого из кораблей, взлетела огромная стая чаек, пировавших на этих «дарах». Чайки мелькали перед соколами и вились над ними, мешая лететь и не давая подняться выше, чтобы обозреть весь огромный Константинополь, с которым мог сравниться разве что северопоморский град Волин. Соколы грозно заклекотали, хищно засвистели и ринулись вниз, пробиваясь сквозь толпу объевшихся, затяжелевших чаек. Сложенные соколиные крылья трепетали особой дрожью, придающей несущимся птицам скорость выпущенной из доброго лука стрелы, и издавали звук, свистящий и грозный. Чайки шарахнулись в стороны, те, что не успели, получали страшные, как молния, удары и замертво падали вниз. Остальные подняли крик и суматоху.

Конники русов, что уже переправились через Суд, задрав головы, громкими криками и вздыманием клинков приветствовали появление вещих птиц, считая их предвестниками скорой победы. Расправив крылья у самой воды и промчавшись над её гладью серыми молниями, соколы снова взмыли вверх, набирая кругами высоту. Стая чаек унеслась ближе ко входу в залив, небо снова стало чистым и свободным. Соколы достигли полуночных Влахернских ворот, названных так, как пояснил волхв Могун, по имени древнесловенского князя Лахерна, также ходившего с войском на Царьград и погибшего с многими воинами при штурме сих врат. Развернувшись, две птицы медленно полетели над каменной твердыней Феодосия, отгораживающей единственную сторону городского «треугольника» от суши на заходе. Феодосийская крепость состояла из трёх защитных стен, расположенных одна от другой на расстоянии тридцати шагов, причём каждая последующая стена была выше предыдущей. Перед первой стеной был глубокий и широкий ров с водой, вторые и третьи стены усиливали башни, оборудованные камнемётами и котлами для поливания противника маслом и кипящей смолой. Через ров к нескольким воротам, ведущим в крепость, не было ни одного прочно выстроенного моста, а, видимо, только деревянные, которые сейчас все были убраны.

Птицы долетели до угловых юго-западных ворот, именуемых «Золотыми», и повернули вдоль береговой линии, пройдя над стенами града, обращёнными к воде. В гаванях со стороны Мраморного моря также стояло много судов, и русские лодьи плавали вдоль берега, сторожа, чтобы никто не ушёл. Вообще Константинополь сверху напоминал высунутый к морю язык великана, который с полуночи омывал залив Суд, с восхода – Великая Боспорская Протока, а с полудня Пропонтида, или Мраморное море. И только с захода он «корнем» крепился к суше.