Соколы зрели, как русская конница потекла от Влахернских ворот, вдоль Феодосийских стен, и дошла до самых Золотых ворот, покрытых листовой позолоченной бронзой. А навстречу ей, замыкая кольцо, двигались пешие рати варяжской и новгородской дружин, высадившиеся из лодий на полудне. Достигнув опять Галатской, или Молочной, башни, потому что по-гречески «гала» – это молоко и в сих местах когда-то были молочные фермы, гордые птицы узрели внизу два распростёртых тела и стоящего около них человека с посохом. Они сложили крылья и устремились вниз…

Сознание медленно возвращалось к князю и его верному охоронцу, растекаясь по человеческому телу, такому большому и непривычному после птичьего. Тяжёлые веки открылись, и воины один за другим медленно сели на земле, постепенно всё более ощущая ещё недавно недвижные тела.

– Что скажешь, брат Руяр? – спросил Ольг с некоторым присвистом, отмечая, что язык ещё не вполне повинуется ему.

– Что сказать, дивного сего полёта никогда не забуду, сколько жив буду, – проговорил могучий воин, пошевеливая раменами, как будто хотел развернуть крылья. – За то дякую тебе, Велесдар.

Тут же, сидя на земле, они принялись обсуждать оборону Царьграда.

– Тройные стены с захода неприступны, – молвил Руяр. – От моря стены поменьше, но там своя трудность – по воде подойти надо, – продолжал размышлять сотник.

– Зато, коли в Суд войти, с той стороны самые невысокие укрепления, стены одиночные и соединяются всякими строениями, на которые можно влезть, – проговорил князь.

– Рассуждаете вы оба как воины, – вступил в разговор молчавший до этого Велесдар, – а пред вами торговцы, вот и думайте, чего они более всего боятся.

– Убытку боятся, – почти хором ответили оба могучих воина и поглядели друг на друга.

– То-то! – улыбнулся волхв.

Князь и его охоронец встали и расправили плечи.

– Хорошо птицей быть, брат Руяр, да человеком-то лепше! – молвил Ольг, потянувшись всем телом. – Вот и ветер знак нам даёт, задул крепко с Великой Протоки. Темников и воевод ко мне! – велел он сотнику.

Встревоженные не на шутку, изведыватели ромеев с недоумением сообщали, что по берегу, всюду, где стоят лодьи россов, слышен какой-то стук, но совершенно непонятно, чем могут быть заняты воины, осаждающие город. Разные слухи поползли по граду Константина: про готовящиеся скифами-россами подкопы и подземные ходы, про сооружаемые ими осадные башни и вообще про колдовство ужасных северных язычников.

Утром опасения не рассеялись, наоборот, то, что узрели стоящие на стенах со стороны залива Золотой Рог дозорные, и вовсе повергло их в религиозный трепет. Через Галату с берега Босфора… посуху, подняв паруса, медленно, будто заколдованные, плыли корабли россов – один, второй, десятый, сотый, тысячный! Ещё немного, и они закачаются на глади залива, рядом с бесчисленными, плотно сгрудившимися торговыми судами и совершенно беспомощными здесь военными кораблями, которые по разным причинам не могли оказать варварам сопротивления на море, а здесь, в тесной бухте, любой плевок греческим огнём мог быть последним для флота Империи. Да и не только греческий огонь…