– Ты знаешь, что Джефферсон был отличным студентом и спортсменом? – как бы мимоходом спросил Кеннеди. – Никогда ни перед кем не прогибался. – Он помолчал. – С чего это он подался в слуги, Кристиан?
Кли понял, что придется признаваться:
– Он еще и лучший агент Секретной службы. Я завербовал его сам, специально для этой работы.
– Вопрос остается. Зачем ему работать в Секретной службе? Да еще слугой?
– В Секретной службе он занимает очень высокий пост.
– И тем не менее.
– Отбор людей, которые тебя обслуживают, ведется по очень сложной схеме. Джефферсон опередил всех, и он, кстати, руководит всей командой.
– Это все?
– Я обещал ему, что после ухода из Белого дома он получит хорошую должность в министерстве здравоохранения, образования и социального обеспечения. Должность, находясь на которой он сможет влиять на решение многих вопросов.
– Это правильно, – кивнул Кеннеди. – Но ведь в его резюме будет написано: слуга. Как могут взять слугу на хорошую должность, находясь на которой можно влиять на многие вопросы?
– В его резюме будет написано: мой исполнительный помощник.
Кеннеди поднял кофейную кружку, ослепительно белую, с синими орлами.
– Я обратил внимание, что обслуживающий персонал Белого дома прекрасно знает свое дело. Неужели они все агенты Секретной службы? Это невероятно.
– Они прошли специальную профессиональную и психологическую подготовку. Они гордятся своим профессионализмом. Ничего больше.
Кеннеди рассмеялся:
– Даже повара?
– Особенно повара, – улыбнулся Кристиан. – Они же сумасшедшие. – Как и многие люди, Кристиан всегда искал возможность выгадать время, чтобы правильно оценить ситуацию. Он знал этот прием Кеннеди: перед тем как затронуть щекотливую тему, он демонстрировал добродушие и вдруг выдавал информацию, которую вроде бы не мог знать.
За завтраком Кеннеди играл, как он сам говорил, роль «матери»: передавал тарелки, наливал сок, кофе, молоко. Ели они на тончайшем, словно светящемся изнутри фарфоре.
– Я хотел бы провести час с Джабрилом, – сказал наконец Кеннеди. – Эту встречу ты должен устроить лично. – Он заметил тревогу, промелькнувшую на лице Кристиана. – Только один час, первый и последний раз.
– А какой смысл, Френсис? Для тебя это будет очень болезненно.