Изведыватель вытянул вперёд руку, будто предостерегая, и молвил по-франкски:
— Почему никому не нужна, почему никто не любит, я тебя люблю, Ружена, мне ты нужна, и я всегда буду подле тебя… Брось нож, брось это холодное железо, возьми мою руку, она тёплая и верная, брось клинок, Ружена! — Он говорил и говорил, медленно приближаясь к княгине. Наконец оказался на расстоянии шага. Княгиня продолжала рыдать, но лезвие потихоньку опускалось в её дрожащей руке.
— Подойди ко мне, Ружена, — позвал тихо воин, — подойди, только нож брось, ещё меня поранишь ненароком, — попросил он. Она недоверчиво посмотрела прямо в очи своего хранителя, стараясь уловить в них фальшь, хоть самую малую, но очи его были открыты, и в них читалось только доброе участие. Ружена выронила нож и, сделав шаг навстречу, упала на грудь воина, тут же зайдясь в ещё более сильном рыдании, мешая словенские и немецкие слова, а он гладил её, как девочку, по рыжим растрёпанным волосам, продолжая говорить ласковые слова на родном их языке, пока она немного успокоилась. Вольфганг довёл всё ещё всхлипывающую Ружену до ложа, бережно, как малое дитя, уложил и прикрыл сверху вязаным пуховым платом. Подобрал и сунул за пояс небольшой нож с серебряной рукоятью и тут увидел на полу кусочек тонкой бересты. Подойдя к окну, ещё раз оглянувшись на лежащую княгиню, прочёл: «Досточтимая регина, твой муж Рерик обманывает тебя, он проводит время с Ефандой. Прими в дар сей восточный кинжал, как символ нашей надёжной защиты. Преданный тебе Отто».
— Кто такой Отто, Ружена? — строго спросил Вольфганг.
— Это… наш с тобой земляк из готского двора, — приподнявшись, почти спокойно пояснила на немецком княгиня, — у него лавка платяная и всякие женские прикрасы… А ты… Ты иди, Вольфганг, мне нужно привести себя в порядок…
Ружена с дочерью стояла на пристани Нов-града и глядела, как дюжие грузчики переносили её скарб — многие короба, корзины и сундуки — по шатким мосткам с пристани на плоскодонную лодью, что легко проходит отмели по Волхову. О чём думала княгиня? Может, о том, что так и не обрела желанного счастья здесь, в чужом для неё граде, так и не ставшем родным. Как бы ища убежища от тяжких мыслей, она прижалась к крепкому плечу Вольфганга. Тот, молча, нежно погладил её рыжие волосы.
— Знаешь, я раньше думала, что большое счастье быть княгиней, а теперь поняла, что для жены главное, чтобы рядом был надёжный муж, чтобы было кого любить, о ком заботиться, чтобы, когда станет трудно или тоскливо, просто можно было прижаться к его плечу… — Ружена немного помолчала, наслаждаясь силой и спокойствием своего не очень говорливого защитника. — А ты, правда, меня любишь? — заглядывая в синие очи франка, вновь спросила она.