— На виселицу попадем, — сказал Ламме.

— Нет, пройдем, — возразил Уленшпигель.

Разговаривая таким образом, они приблизились к гостинице Сорока и там славно закусили, славно отдохнули и скотов своих накормили.

А наутро выехали в Ланден.

Приблизившись к обширной подгородней усадьбе, Уленшпигель запел жаворонком, и тотчас же изнутри ему ответил боевой клич петуха. На пороге появился добродушного обличья фермер. Он им сказал:

— Раз вы, друзья, люди вольные, то да здравствует гёз! Пожалуйте!

— Кто это? — спросил Ламме.

— Томас Утенхове, доблестный реформат, — отвечал Уленшпигель. — Все его слуги и служанки стоят, как и он, за свободу совести.

— Стало быть, вы от принца? — обратился к ним Утенхове. — Ну так ешьте и пейте!

И тут ветчинка на сковородке зашипела, и колбаска тоже, и бутылочка прибежала, и стаканчики — доверху, а Ламме давай пить, как сухой песок, и есть так, что за ушами трещало.

Работники и работницы то и дело заглядывали в щелку и наблюдали за работой его челюстей. Мужчины завидовали ему и говорили, что, мол, и они бы не отказались.

По окончании трапезы Томас Утенхове сказал:

— На этой неделе сто крестьян уйдут отсюда якобы чинить плотины в Брюгге и его окрестностях. Будут они идти партиями, человек по пять, по шесть, разными дорогами. А из Брюгге переправятся морем в Эмден.

— А деньги и оружие у них будут? — спросил Уленшпигель.

— У каждого по десять флоринов и по большому ножу.

— Господь Бог и принц вознаградят вас, — сказал Уленшпигель.

— Я не из-за награды, — возразил Томас Утенхове.

— Как это у вас получается, хозяин, такое душистое, сочное и нежное блюдо? — угрызая толстую кровяную колбасу, спросил Ламме.

— А мы кладем туда корицы и майорану, — отвечал хозяин и обратился к Уленшпигелю: — А что Эдзар, граф Фрисландский, по-прежнему на стороне принца?