Вдруг Тарусская дрогнула и вся преобразилась: ей послышались бубенчики на деревне.

— Кажется, едут? — не веря еще себе, проговорила она.

— Конечно, едут! — подтвердила Софья Семеновна, расслышав ясно приближающийся звон бубенцов.

Анна Сергеевна кинулась навстречу этому веселому звону, настойчиво мерно набегавшему и вдруг оборвавшемуся, когда она со стороны цветника поднималась по ступеням балкона.

— Муж приехал! — тяжело переводя дыхание, но уже сияя, сказала она на ходу через зал Вере, собиравшей ноты у фортепиано, и выбежала в переднюю.

Она была до того уверена, что встретит там мужа, что, когда вместо него увидела двух незнакомых молодых людей в запыленных модных пальто-саках и в цилиндрах, — остановилась у двери, совершенно пораженная такой неожиданностью.

Молодые люди в свою очередь несколько растерянно оглядывались, расставив руки, как бы ища помощи.

Словно нарочно из коридора вместо горничной Маши выбежала к чужим гостям босоногая Аксютка и тоже обомлела. Однако при ее содействии пальто-саки были все-таки сняты.

Приезжие стали представляться Анне Сергеевне, приняв ее за хозяйку. Один оказался бароном На-гельбергом, получившим в наследство от умершей весною тетки соседнее с Власьевым имение, а другой — его товарищем и сослуживцем Алтуфьевым.

Все это произошло внезапно и так некстати, что Анна Сергеевна обидчиво и неловко, сердясь за это на себя, стала объяснять, что хозяйка здесь не она, а Софья Семеновна Власьева. Потом она провела барона с товарищем в гостиную, где никто никогда не сидел. И это вышло тоже неловко.

Анна Семеновна, страдая от всего происшедшего, от босоногой Аксютки и того, что в гостиной не оказалось пепельницы, когда она, чтобы сказать что-нибудь, предложила курить, чувствовала себя несчастной и беспомощной.

Наконец приплыла из своего флигеля Софья Семеновна, и Тарусская, сдав ей гостей, вздохнула свободнее.

Глава II

Глава II

На жизни Власьева тотчас отразилось появление чужих, хотя все старались сделать вид, что в этом появлении нет ничего особенного. К обеду было прибавлено лишнее блюдо. Мише надели новую рубашку, Аксютке не велено было показываться, на Маше появился передник с кружевом. Владимир Гаврилович долго выбирал в комоде галстук и, выбрав, завязал его сначала хитрым бантом, но потом распустил и сделал просто «морской узел». Скатерть к обеду дали чистую, салфетки — тоже.

За столом разговор наладился и, когда после обеда перешли на балкон, начинал даже становиться оживленным. Но тут приехал верхом сосед, помещик Веретенников, в высоких сапогах и блузе, вовсе не подходивших к вырезным смокингам барона и Алтуфьева, их белым жилетам и узконосым ботинкам с пуговицами. Веретенников надулся, скис, уселся в угол и заморозил всех.