Светлый фон

Дюкормье пытался прервать жену, но напрасно. Он, улыбаясь, протянул ей руку и сказал:

— Дорогой друг, я был неправ, сознаюсь в этом.

— Сознание ничего не поправит.

— Позвольте, моя дорогая, я не виноват в том, что вы мне приписываете, но виноват в другом, чего вы не подозреваете.

— В таком случае объяснитесь.

— Не правда ли, дорогая Жозефа, мы не раз в разговорах о расположении к нам наследного принца мечтали, что было бы большим счастьем получить место посла при П-ском дворе?

— Действительно, это было бы прелестно. С вашей обычной ловкостью вы оплели принца; он оказывает вам живейшее внимание, и при таких-то благоприятных обстоятельствах вы рискуете глупостями повредить своей карьере? Послушайте, я долго считала вас человеком необыкновенного закала; теперь вижу, что ошиблась. Вы лучше всякого другого умеете хитрить, льстить, обольщать, но у вас не хватает непреклонности, которая одна только приводит к успеху честолюбивых замыслов.

Дюкормье улыбнулся с видом сомнения и сказал:

— Я уже сознался, что виноват перед вами, милая Жозефа, и моя вина заключается в том, что я скрыл от вас истинную и единственную цель моего ухаживания за графиней Мимеска.

— Я не особенно легковерна, милостивый государь.

— Верьте только правде. Знаете ли вы, кто был любовником графини Мимеска, когда она месяц тому назад уехала из Вены?

— Я мало интересуюсь любовниками графини.

— К счастью, я любопытнее вас. Итак, ее любовником был барон Гердер, тень князя Меттерниха, его интимный друг и даже часто его советник.

— Но какое мне до этого дело, милостивый государь?

— А такое, что графиня Мимеска, сама того не зная, может открыть нам двери французского посольства в Б.

— Вероятно, вы шутите, милостивый государь?

— С честолюбием я никогда не шучу, моя милая. Короче, дело в том, что для Б-го кабинета очень важно знать настоящее и тайное решение Австрии относительно Шлезвиг-Голштинского герцогства. Наследный принц не раз спрашивал меня об этом и высказывал сожаление, что П-кие дипломаты тщетно пытаются разгадать мысли князя Меттерниха на этот счет. Но, конечно, они известны его ближайшему советнику — барону Гердеру. Через несколько дней барон приедет в Баден повидаться с графиней Мимеска. Он от нее без ума, боготворит ее и рассказывает ей все, даже самые секретные государственные дела. Понимаете ли вы теперь?

— Допустив, что это не сказка, выдуманная для того, чтобы объяснить ваше ухаживанье за графиней, я все-таки нахожу, что нет ничего бессмысленнее, как так очевидно компрометировать графиню, ввиду скорого приезда барона Гердера в Баден. Подумайте, может ли быть что безрассуднее, как возбуждать ревность и гнев людей, когда надо воспользоваться всем, чтобы узнать от них какой-нибудь важный секрет? Потому что, если вы только говорите правду, именно такую роль и должна сыграть для вас графиня Мимеска относительно барона Гердера.