– Ты это серьезно, Ники?

Ники свернул к дому 832 на Эллсворт-стрит и остановился. Крыльцо было все таким же серым и покосившимся, клумбы такими же неухоженными. На дорожке к дому в бетоне зияла трещина длиной в пару футов, в воротах не хватало доски. Деревянные планки на веранде требовали покраски, а всему дому нужны были новые оконные рамы. Вяз рядом с домом высох, там, где когда-то были ярко-зеленые ветки, теперь торчали мрачные сучья.

– Но ведь дом продан.

– Я его перекупил для тебя.

Калла спрятала лицо на груди Ника.

– Ну же, давай зайдем.

– Я не могу.

– Он весь твой.

– Я боюсь, что если открою глаза, то все исчезнет.

– А я боюсь, что если мы не починим этот старый сарай, то он развалится.

Калла открыла глаза. Дом стоял там же, где был всегда, со дня ее рождения. Она его потеряла, когда казалось, что потеряно все.

– Должно быть, ты действительно меня любишь, – сказала она.

– Ты себе даже не представляешь, как сильно. – Ник поцеловал ее. – Мы дома.

Эпилог

Эпилог

Ноябрь 1953 г.

Саут-Филли

На злополучном участке на Монтроуз-стрит, ставшем в 1933 году яблоком раздора между братьями Палаццини, рос тенистый дуб. За долгие годы у дуба спилили столько больных и сухих ветвей, дабы спасти дерево, что его мощный ствол был испещрен шрамами, похожими на мишени, там, где пила отделила сучья. Но кое-как могучий дуб выжил и даже отрастил новые молодые ветки с глянцевой зеленой листвой и желудями, качавшимися, как бусины, под ветром.

Дом и Майк стояли на дорожке, обозревая спорную территорию, борьба за которую забросила каждого из них на остров.