Заботы света

Заботы света

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

1

Поздней дорогой шел по степи скиталец-дервиш, батогом посовывал в темноту. До города оставалось не больше версты, но путник свернул с тропинки и в кустарнике, росшем по подножию старого кургана, выбрал себе ночевье.

Перекличка часовых на городской заставе, уютный разговор гуртовщиков, ночующих неподалеку, и багровые всполохи большого их костра, и бренчанье реки в каменистом продоле равнины, и яркие переливы мощных созвездий в вышине, любовные игры тварей в благоухающей теплой темноте… ах, всегдашняя жизнь пласталась по всей широкой земле и вызывала в душе у скитальца отголоски давнего. Но это давнее уже как будто не относилось к его личной судьбе, забытой, растворенной в долгих его странствиях.

Сюда впервые он забрел сто двадцать семь лет назад, тогда это скопище деревянных и глинобитных домиков, окруженных крепостной стеной, называлось еще Яицким городком. На пыльной бугристой площади торчали стояки виселиц, об которые смачно терлись боками толстые свиньи; у входа в комендантскую канцелярию напряженно томился молоденький солдат с курносым облупившимся носом. На краю площади стояла церковь с животастыми, вздутыми куполами, от ворот ее здоровенные казаки оттаскивали нечто темное и тяжелое. Это темное и тяжелое оказалось тушей бурого медведя с окровавленным и запылившимся кольцом в ноздре. Дервиш связал это событие с сергачскими татарами, которые попались ему на выезде из города. Скорбно кончилось их представление в запретной близости от храма.

Город бытовал мирно, но пахло в городе порохом, убийствами, страхом. Через год его переименовали в Уральск, чтобы поскорее уничтожить даже память о злостном гнезде, откуда пошла гулять мстительная сила казака Емельяна.

…После многих землепроходных тягот ночное бдение утомило дервиша. Он прилег было накоротко, а проспал все утро. Уже по зною вступил он в город, и звоны заутрени гудели здесь тугой литаврой. А когда замедленно смолкли медные звуки, дервиш услышал порывистый, неуступчивый речитатив муэдзина.

Задумчивой родиной пророков виделся дервишу город. Окраинные глинобитные лачуги терпеливо принимали на себя потоки библейского жаркого солнца. Плетеные ивовые изгороди низко кособочились, зияли дырами, открывая беспечную пока что кутерьму утреннего пробуждения. Хриплые вскрики хозяек, радостные вопли детворы, кудахтанье кур, урчание псов — все это как бы создавало язык утра, который понятен был дервишу везде, с каким бы племенем он ни встречался.