Он прошелся мимо дома раз, другой, повернул в третий, уже усмехаясь над собой. И вдруг услышал, как в доме заиграли. Он не сразу узнал в затейливой игре звуков знакомую «Аллюки».

Он не знал, долго ли стоял перед окнами, но когда в доме кончили играть и он, осторожно ступая, направился дальше, то увидел на тротуаре тени карагачей. Но воздух был все еще горяч, звонок, и день томительно не кончался. Он ушел в городской сад, долго ходил по аллеям, наконец повернул в сторону оранжереи, обнесенной веселой решетчатой оградой. Над клумбами летали пчелы, густо, удушливо зыбился аромат, и в нем как будто вязли десятки пчел. Он отошел подальше и сел под акацией, но тут же вскочил: куст жужжал, трепетал от множества пчел. Должно быть, к дождю, подумал он, как пахнет акация, и сирень тоже. А к клумбам и не подступишься.

Не знал опять, долго ли пробыл тут, ничто как будто не переменилось, и день все-так же не кончался. Но вот увидел: мак, недавно яркий, теперь вдруг погасил цвет, убавилось пестроты и в клумбах, но запахи только усиливались И понемногу холодели… Как разнится одиночество где-нибудь в меблированном номере и здесь, среди природы! В номере вдруг станет жутко, а здесь страха нет, но сладостней и больней чувствуется сущность жизни. И опять он ощутил то несовместное: чуждый мирской суете, он между тем проводит жизнь в ее нескончаемых заботах… Зачем? Разве поймешь?

Он просидел возле клумб до позднего вечера, уже цветы попрятали краски, умерили запахи, и только ночная фиалка нежно и призывно усиливала душистый свой клик ночным пернаткам и насекомым. Звезды всходили.

В одно утро полем ехал тарантас, в нем сидели мальчик и его учитель. Они ехали на дачу. А вечером… ох, а вечером должна была приехать мама! Учитель держал на коленях коробку и собирал в нее разбросанные в телеге кубики с наклеенными буквами. Кубики были очень красивые, коробка нарядно расписанная, но мальчику они надоели. Надоел и учитель, потому что он все учил и учил, и мальчику было скучно. И особенно скучно, обидно было оттого, что с ними не поехала мама. У нее дела в городе, и приедет она только вечером.

Мальчик скоро сомлел на жаре, ему хотелось поскорей приехать, побежать на речку и долго в ней нырять и барахтаться. Пологие скаты курганов, поросшие густым кустарником, напоминали мальчику лопушиные чащи на даче, там прятались дивы, и с ними мальчик рубился на саблях. Ох, поскорей бы!.. Но вот учитель остановил тарантас и сказал:

— Погляди, Лутфи, во-он туда!

Мальчик поглядел, болезненно прищурившись, и увидел шатер, а у входа в шатер стул. На стуле сидел человек. Неинтересно. Впрочем, забавно: стул стоял в поле, а человек сидел на нем, как если бы он был дома.