Публика встретила поэму «Анджело» холодно. «По моему искреннему убеждению, – писал автор одного из обзоров, – „Анджело“ есть самое плохое произведение Пушкина»¹²¹⁶.

Нащокин вспоминал, будто поэт жаловался в таких выражениях: «Наши критики не обратили внимания на эту пиесу, и думают, что это одно из слабых моих сочинений, тогда как ничего лучше я не написал»¹²¹⁷. Это высказывание внушает сомнение. Возможно, Нащокин не совсем точно воспроизвёл смысл беседы с поэтом. Достаточно вспомнить слова Пушкина: «…русский язык, столь гибкий и мощный… неспособен к переводу подстрочному, к переложению слово в слово»¹²¹⁸, – слова, свидетельствующие о том, что Пушкин не предавался иллюзиям по поводу сочинений, подобных пересказу шекспировской драмы. Поэма «Анджело», законченная одновременно с «Медным всадником», заняла весьма скромное место в его литературном наследии.

Пушкин проявлял большой интерес к романам Вальтера Скотта, которыми зачитывалась образованная публика по всей Европе. Современники считали, что Скотт, создав форму исторического романа, возродил шекспировскую традицию. Белинский писал по этому поводу: «В начале XIX в. явился новый гений, проникнутый его духом, который докончил соединение искусства с жизнию, взяв в посредники историю. Вальтер Скотт в этом отношении был вторым Шекспиром»¹²¹⁹. Пушкин также склонен был исключительно высоко оценивать сочинения английского писателя: «…что нас очаровывает в историческом романе – это то, что историческое в них есть подлинно то, что мы видим – Шекспир, Гёте, Вальтер Скотт…»¹²²⁰

Русские романы, имевшие успех, признавал поэт, написаны по образцу Вальтера Скотта.¹²²¹

В молодости поэт писал брату Льву: «Conversations de Byron! Walt. Scott! это пища души!»¹²²² Уединившись в Болдине осенью 1834 г., Пушкин сообщал жене: «И стихи в голову нейдут; и роман не переписываю. Читаю Вальтер-Скотта и Библию»¹²²³. 18 декабря того же года он отметил в дневнике: «Третьего дня был я наконец в Аничковом. Опишу все подробности в пользу будущего Вальтер-Скотта»¹²²⁴. В 1835 г. поэт посетил Михайловское, откуда писал Наталье в сентябре: «Я взял у них (Вревских. – Р.С.) Вальтер-Скотта и перечитываю его. Жалею, что не взял с собой английского»; «…читаю романы В. Скотта, от которых в восхищении»¹²²⁵. Павлу Нащокину поэт шутливо говорил в ноябре 1833 г.: «Погоди, дай мне собраться, я за пояс заткну Вальтер-Скотта!»¹²²⁶ Н.М. Карамзин увлекался чтением романов Вальтера Скотта и шутил, что поставит памятник великому шотландцу у себя в саду.

Романы Скотта породили множество подражаний. Этот путь был чужд зрелому Пушкину. Повесть «Капитанская дочка» дала яркое представление об избранной им дороге. Законченная незадолго до последней дуэли, повесть раскрывала колорит, но ещё больше – сокровенный дух эпохи. Пушкин обладал даром художественного проникновения в суть исторических событий. «Капитанская дочка» давала для понимания пугачёвщины больше, чем всё, что было написано до того, включая пушкинскую же «Историю Пугачёвского бунта» в двух томах.