Скорбь и возмущение народа заглушили брань врагов поэта. Но на аристократию произвело впечатление не столько народное горе, сколько милости, которыми император после кончины Пушкина осыпал его семью.

Эпилог

Эпилог

Вернувшись в Петербург 9 февраля, Тургенев сразу посетил вдову, отдал ей просвирку из Святогорского монастыря. Он нашёл Пушкину «ослабевшую от горя и от бессонницы, покорною провидению»¹⁷⁵⁹. На другой день Мещерский принёс Александрине для передачи вдове стихи Лермонтова «На смерть поэта». Наталья была на грани помешательства. По словам С. Карамзиной, взгляд её блуждал, лицо было невыразимо жалкое. Она спросила Софью: «Вы видели лицо моего мужа сразу после смерти? У него было такое безмятежное выражение… не правда ли, это было выражение счастья, удовлетворённости? Он увидел, что там (на том свете. – Р.С.) хорошо»¹⁷⁶⁰. Одиннадцать дней спустя Карамзина вновь посетила вдову. Карамзина отметила, что она жаждет говорить о погибшем, «обвинять себя и плакать. На неё по-прежнему тяжело смотреть, но она стала спокойней и нет было более безумного взгляда. К несчастью, она плохо спит и по ночам пронзительными криками зовёт Пушкина»¹⁷⁶¹.

Графиня Фикельмон уловила в облике Натальи черты, предвещавшие несчастье. В последней дневниковой записи о Пушкиной она писала: «Несчастную жену с большим трудом спасли от безумия, в которое её, казалось, неудержимо влекло мрачное и глубокое отчаяние»¹⁷⁶².

Вдова поэта искала утешения в беседах с новым своим духовником о. Василием Бажановым, профессором богословия университета. 10 февраля П.А. Вяземский писал: «Пушкина всё ещё слаба, но тише и спокойнее, она говела, исповедовалась и причастилась и каждый день беседует со священником Бажановым, которого рекомендовал ей Жуковский. Эти беседы очень усмирили её и, так сказать, смягчили её скорбь»¹⁷⁶³. Глубокое религиозное чувство, жившее в душе Натальи Николаевны, помогло ей пережить горе.

15 февраля Софи Карамзина нанесла Пушкиной прощальный визит. Она также заметила перемены в Натали, но дала им своё истолкование. Ей показалось, что вдова «уже не была достаточно печальной»: «было бы естественным… выказать раздирающее душу волнение – и ничего подобного» и пр.¹⁷⁶⁴ На другой день Софи записала слова Натальи Николаевны: «Я совсем не жалею о Петербурге; меня огорчает только разлука с Карамзиными и Вяземскими, но что до самого Петербурга, балов, праздников – это мне безразлично»¹⁷⁶⁵. В словах вдовы Карамзина увидела проявление легкомыслия, кокетства и тщеславия. Речам Натали действительно недоставало искренности. В прошении, написанном ранее 8 февраля 1837 г. она писала буквально следующее: «…как не только упомянутое движимое имущество покойного мужа моего находится в С.Петербурге, но и я сама должна для воспитания детей моих проживать в здешней столиции…» и пр.¹⁷⁶⁶Пушкина не желала ехать в деревню вопреки совету и воле мужа. Молодая женщина не понимала, что праздник жизни для неё окончен раз и навсегда. Воспитание детей было не очень удачным предлогом, так как дети были совсем малы и их обучение в столице было делом далёкого будущего. Вдове было трудно сразу осмыслить масштабы постигшей её катастрофы. Двадцатичетырёхлетняя Натали не желала покидать Петербург и надеялась на милость государя, ещё недавно ухаживавшего за ней.