Он, должно быть, понял, что я чувствую.
– И, между прочим, ты на самом деле не влюблена в меня.
При этих словах мне показалось, что комната осветилась лучами солнца, выглянувшего из-за облаков.
– Ну, – сказала я, – полагаю, что я в состоянии понять, что именно чувствую.
– Мы уже говорили с тобой об этом, – заметил Ян. – Это не настоящее чувство.
Я наклонила голову набок:
– А мне оно кажется очень настоящим.
– Послушай, – сказал Ян. – Ты знаешь, что люди, которых похитили, могут влюбиться в своих похитителей? Так случилось и с тобой.
– Ты хочешь сказать, что у меня Стокгольмский синдром?
– Я хочу сказать, что с тобой происходит нечто подобное.
– Не хочешь ли ты сказать, что
Он повернулся ко мне:
– Я не похищал тебя. Но ты оказалась в положении заложницы. Лишенная своей прежней жизни, изолированная от всех своих друзей, во власти чужих людей. Ты столкнулась с испытанием, которое редко выпадает на долю человека. И вследствие этого ты установила воображаемую связь с одним из своих захватчиков. Чтобы почувствовать себя в безопасности, чтобы испытать хоть какую-нибудь надежду, чтобы не чувствовать себя такой одинокой. Это классический пример чувства самосохранения.
– Похоже, ты долго размышлял над этим.
– Разве я ошибаюсь?
На самом деле, этого я не знала. Полагаю, это было одним из возможных истолкований сложившейся ситуации.
– А эта связь и вправду воображаемая? – спросила я.
Ян не отвечал.
– А ты тоже чувствуешь ее? – давила я на него. – Или я просто все выдумала?