— Передай Лучу Света от меня лично, что его поведение недопустимо и он обязан немедленно вернуться в Турфан — с шелкопрядами и коконами, естественно!

— А как насчет прощения за грех? — приподнял бровь уйгур.

— Если он выполнит свое важнейшее для Церкви Света задание, сможет рассчитывать на прощение!

— А его молодая возлюбленная? — напомнил Торлак. — Любовь непредсказуема… Если Луч Света не захочет ее оставить?

— Объясни Лучу Света, что все слушатели по его примеру вольны отказаться от соблюдения обета целомудрия. Скажи, я приму его брак, если тот будет заключен по обряду Церкви Света… Но необходимо, чтобы Луч Света во что бы то ни стало вернулся сюда с коконами! — Голос Совершенного Учителя дрогнул; казалось, все его помыслы были сейчас отданы маленьким невзрачным червякам, поедавшим тутовые листья ради трансформации в драгоценные коконы.

— Если он откажется подчиниться и решит остаться в Чанъане, должен ли я рассматривать обоих как слабые узлы нашей сети? — вкрадчиво поинтересовался Морская Игла.

Лицо наставника окаменело.

— Подобный отказ повредит нашему делу… делу церкви! Правила не должны иметь исключений! Надеюсь, он не замедлит вернуться!

Проводив посланника, Море Покоя смахнул слезу и прошел в Церковь Света, где с горячностью вознес молитву, взывая к Мани с просьбой о милосердии.

Если бы только знал чересчур доверчивый наставник манихеев, отчего Морская Игла так спешил вернуться в Чанъань, почему задержался с прибытием в Турфан! Если бы знал, как желал он обладать Нефритовой Луной…

Молодой уйгур следил за ней через потайное окно в одной из комнат дома Быстрой Кисти, через которое желающие, внеся плату, подсматривали иногда за натурщицами. Мастер оставлял девушек в одиночестве, угостив их сонным напитком, после чего можно было рисовать их или подсматривать за ними в алькове. Зачастую две-три девушки играли там друг с другом, а наблюдатель следил за ними из-за перегородки. Художник Быстрая Кисть и сам не однажды наслаждался подобным зрелищем: оно вдохновляло его творить.

В потайной комнате все располагало к любовному настроению: и округлые формы обтянутых бархатом скамеек, и роспись потолка, обыгрывающая легенду о мифической птице Би-и-няо, не умеющей летать в одиночку, — только в момент совокупления самец и самка образовывали настоящее двукрылое создание. Дополняли композицию резвящиеся пары существ, покрытых перьями, шерстью или чешуей. Именно в эту комнату поселили молодых влюбленных, чтобы скрыть парочку от глаз семьи художника и одновременно — не позволить самовольно покидать убежище. Как-то вечером агент зашел к художнику и мастер-каллиграф, глаза которого подозрительно блестели, провел гостя в потайную комнату и, слегка смущаясь, показал ему свой секрет.