— Но это же кощунство! Я потрясен! — возопил, воздев руки, Радость Учения.
Кинжал Закона не удивился столь наигранному возмущению — понятно, на что рассчитывал соперник. Известие должно было вызвать в монастыре искренний ужас. Как ни крути, первый помощник Буддхабадры действительно совершил подлог и святотатство!
— На мой взгляд, по-настоящему ужасно было бы привести вас всех в смятение известием о том, что шкатулка пропала из кельи Буддхабадры перед самым Малым паломничеством! Я поступил так единственно из уважения к собратьям и заботясь о нашей общине, — с подобным же театральным жестом заключил Кинжал Закона, вызвав одобрение у части собравшихся.
— Ты выполнял свой долг, а я — свой: все паломники горько сожалели об отсутствии священного белого слона, и я заявил им, что во время Большого паломничества они увидят обе реликвии Треблаженного Будды: и Ресницу, и Светоносный Глаз! — ответил ему Святой Путь Из Восьми Ступеней.
— От всей души надеюсь, что мы не совершили ошибки! — задумчиво произнес Кинжал Закона, скорее обращаясь к себе, чем к тем, кто смотрел на него снизу.
Старый монах покачал головой и мрачно добавил:
— Если мы не сможем сдержать обещания, вот это будет по-настоящему плохо! Огромная толпа благочестивых паломников не простит нам обмана и разочарования. В прошлый раз нам пришлось сказать им, что священный слон отправился в Страну Снегов! Но нельзя же повторять это каждый раз!
— К счастью, тогда тебе пришла в голову удачная мысль раздать паломникам сухие лепешки с медом, что несколько смягчило их возмущение, — с притворно смиренным видом вставил Радость Учения.
— Мне остается сейчас лишь одно: пожелать вам всем доброй ночи! — утомленно сказал первый помощник настоятеля, поскольку дальнейшие речи были бессмысленны.
Толпа монахов мало-помалу рассеялась, слона Синг-Синга отвели к его собратьям.
Кинжал Закона чувствовал себя полностью опустошенным и обессилевшим, ему хотелось поскорее добраться до своей кельи и просто рухнуть на постель. Впереди его ждал тяжелый день. Однако сон оказался недолгим: всю ночь ему грезились картины — одна страшнее другой, — вызванные пришедшим на ум уже в постели воспоминанием о некой брошенной фразе. На рассвете он с бьющимся от волнения сердцем вооружился небольшим бронзовым молотком и резцом, каким пользуются при работе по камню, и проследовал к ступе — реликварию Канишки.
Величественный памятник сиял в розоватых лучах восходящего солнца, оттененный двойным рядом темных вековых кипарисов, ведущих к главному сокровищу монастыря Единственной Дхармы. Именно здесь, по старинным плиткам вымощенной аллеи, раз в пять лет проходила торжественная процессия, которую возглавлял священный белый слон. В такие моменты поверх плиток расстилали еще и дорогие ковры в знак благоговения перед драгоценной реликвией. Чтобы подняться к углублению, где была замурована золотая шкатулка-реликварий в форме пирамиды, требовалось пройти по внутренней лестнице до самой верхней, восьмой платформы огромного святилища, а затем, преодолевая приступы головокружения, вскарабкаться по шаткой бамбуковой лесенке по крутому откосу кирпичной стены, покрытому лепными цветами лотоса.