— Ну хорошо, я тебе помогу! — Префект Ли прошел к письменному столу. — Смотри: вот так пишется иероглиф «ше»!

Иероглиф получился похожим на змею.

«Не является ли это дурным предзнаменованием?» — подумал Морская Игла. Он вдруг уверился, что его хотят вслепую подставить. Он поспешно отодвинулся от стола и отрицательно замотал головой.

— Оставляю тебя в компании этого человека. Когда я вернусь, уверен, ты сумеешь написать свое имя по-китайски! — решительно заявил начальник Главной инспекции.

Префект Ли не выносил вида крови, так что старался избегать присутствия на пытках; он предпочитал возвращаться, когда допрашиваемый уже был готов дать требуемые показания.

Палач неторопливо извлек из карманов фартука инструменты и аккуратно разложил их на небольшом столике. Затем он приступил к работе, как толковый и опытный мастер берется выполнять привычный заказ.

Он начал с того, что заткнул рот Морской Игле платком, чтобы жертва не могла кричать, потом привязал его руки так, что кисти лежали на поверхности столика. После этого палач выбрал из набора инструментов четыре тонкие иглы, напоминающие те, что используются при иглоукалывании, и вонзил их в указательный и большой пальцы обеих рук уйгура.

В системе пыток иглы, которые вгоняли под ногти, считались идеальным средством, чтобы заставить жертву подписать необходимые показания; следующим этапом обычно была порка тонкими ротанговыми или бамбуковыми палками, разрывающими кожу и рвущими плоть; это считалось методом, применимым для умеренно виновных, поскольку было намного мягче, чем отрубание ступни — такое наказание применяли к ворам, пойманным на краже повторно. Самым же радикальным видом кары считалось обезглавливание. Казни подвергались государственные преступники, совершившие убийство чиновника, дезертирство или хищение государственного имущества, уличенные в разрушении общественных зданий, мошенничестве с налогами и таможенными пошлинами.

Зубы Морской Иглы грызли кляп, заполнявший рот, боль стала невыносимой, когда палач начал загонять острый металлический стержень под ноготь судорожно скрючившегося указательного пальца. Уйгур потерял сознание, ему казалось, что он вновь оказался среди песчаных дюн пустыни Гоби. Палач, работавший с тщательностью мясника, по закатившимся глазам жертвы мгновенно понял, что человек, подвергавшийся пытке, испытал сердечный приступ, вызванный страхом и чрезмерной болью.

А уйгур Торлак, известный как Морская Игла, в это время устремился в Турфан, на поиски Нефритовой Луны. Ему чудилось, что он, как птица, пролетает над улочками города, заглядывает в сады, где журчат фонтаны, осматривает рынки, но нигде нет следов прекрасной китаянки. Под его крыльями купола манихейского святилища не казались такими уж большими, скорее, они напоминали перевернутые пиалы. Посреди двора он заметил макушку Моря Покоя, окруженного другими Совершенными, они столпились вокруг носилок, на которых лежало бесчувственное тело. Уйгур стремительно спустился, чтобы рассмотреть все получше. В быстром вираже лица Совершенных слились для него в один образ. В тот момент, когда ноги уйгура едва коснулись каменных плит двора Церкви Света, Морская Игла очнулся.