Их пять человек. И у всех бейсбольные биты.

Брык, тебе капец.

Они окружают меня. Усмехаются в предвкушении скорой расправы.

Они такие же сволочи, как и мы. Только знаете, в чем разница? Когда дело доходит до полиции, виноватыми всегда будем мы. Потому что для всего мира мы – грязь. А они – элита.

Один из парней – самый крупный – бьет кулаком мне в лицо.

Я вытираю рукавом хлынувшую из носа кровь и улыбаюсь. Дерзко смотрю на здоровяка и говорю ему:

– Ну, иди домой, похвастайся отцу: я побил Кита Брыкова, паренька, который на полторы головы меня ниже и на тридцать кило легче. У него не было ничего в руках, а у нас с парнями были биты. И, представляешь, мы справились с ним всего-то впятером. Гордись собой, запомни этот момент, может быть, это твоя единственная победа в жизни.

Я знаю, что он не понял ни слова. Но это не имеет значения. Я плюю в него кровью. Это последнее, что я помню. Меня забивают битами.

Я прихожу в себя в какой-то канаве, за забором, на территории Чертоги. Чувствую себя разбитой дорогой, по которой только что промчалась «вся королевская конница и вся королевская рать»[28]. Бейсболисты перебросили меня за забор, спасибо хоть на этом, не надо тратить силы. Я еле доползаю до дома. Мокрый, весь в грязи и крови.

Открыв дверь, мама вскрикивает от ужаса, а я падаю к ее ногам. Еле живой, выбившийся из сил.

Родители и брат обтирают меня, укладывают на диван. Папа обрабатывает мне раны, мама держит у моей головы тазик.

Я блюю в него какими-то кровавыми ошметками и тихо говорю:

– Прости меня, мам…

– За что, сынок? – ласково спрашивает мама, гладя меня по голове, пряча слезы за падающими на глаза прядями седых волос.

За что меня прощать?

За то, что меня все ненавидят.

За то, что завтра мы с бандой пойдем на котлован и будем строить плот. А после этого по дороге домой я в кровь изобью парня, который заденет меня плечом на перекрестке. Он сам виноват, не хрен провоцировать мою Вспышку. А еще мы поедем в Город и подожжем чью-то машину. И разрисуем краской из баллончика новый памятник какому-то обсосу. У нас останется краска, и мы напишем матерное слово на припаркованной мусорской машине. За это мусора так отделают нас дубинками, что я потом три дня еще не смогу встать с кровати.

Прости меня за то, что ты в свои сорок вся седая, как будто тебе восемьдесят. Ты будешь на меня орать, а я пошлю тебя. И за это тоже меня прости. На меня начнет орать мой братец, но я пошлю и его. Он встанет у меня на пути, но я проломлю стенку его башкой, за это отец так вмажет мне по роже своим огромным кулачищем, что у меня фонтаном брызнет из носа кровь. Прости меня за это. Я выйду из дома и всю ночь проведу на лавочке, утирая кровавые сопли рукавом, а утром пойду в школу. По дороге поймаю Барашка, нассу в его рюкзак и надену его ему на башку. А потом в школе я выбью ногой дверь в столовую, потому что какого хрена она закрыта в среду. На меня будет орать директор, но я пошлю его и свалю с уроков. Я буду сидеть на лавочке и харкать себе под ноги, нахаркаю целую лужу слюней. А еще пойду к железнодорожному депо и выбью там все стекла.