— У вас есть все, что нужно? — спросила она затем. — Уборная там сзади, вы знаете. Если захотите пить, в кладовке стоит кувшин с чистой водой. Ральф встанет в шесть или около того, я — в семь или раньше, если меня разбудит Сирил. Вам нужно будет уйти в восемь, вместе со мной.
Я поспешно кивнула. Мне не хотелось задумываться о предстоящем утре.
Наступило неловкое молчание. Вид у Флоренс был такой усталый и будничный, что у меня возникло нелепое желание, как Ральф, поцеловать ее на ночь. Этого я, разумеется, не сделала, но когда она, кивнув, повернулась к лестнице, я шагнула вперед:
— Просто выразить не могу, мисс Баннер, как я вам благодарна. Вы проявили столько доброты к едва знакомому человеку, а ваш муж, который меня совсем не знает, — и того больше.
Повернувшись ко мне, Флоренс растерянно замигала. Потом положила руку на спинку стула и улыбнулась странной улыбкой.
— Вы решили, что он мой муж?
На меня вдруг напало волнение, я помедлила.
— Ну да, я…
— Он мне не муж! Он мой брат.
Ее брат! Флоренс с улыбкой смотрела на мое растерянное лицо, потом засмеялась; на мгновение передо мной возникла та бойкая девушка, с которой я давным-давно разговаривала на Грин-стрит…
Но тут сверху донесся детский плач, мы обе подняли глаза, и к моим щекам прилила кровь. Флоренс это заметила и перестала улыбаться.
— Сирил не мой ребенок, хотя я называю его своим сыном, — поспешно объяснила она. — Его мать у нас квартировала, и мы взяли его к себе, когда она… нас покинула. Мы очень к нему привязались…
Она произнесла это неловко, и я заподозрила, что за сказанным что-то скрывается: быть может, мать ребенка попала в тюрьму, или он был сыном сестры, другой родственницы, возлюбленной Ральфа. Подобные истории часто случались в уитстейблских семьях; я не стала об этом задумываться. Я ответила кивком и тут же зевнула. Увидев это, Флоренс зевнула тоже.
— Доброй ночи, мисс Астли, — проговорила она, прикрывая зевающий рот.
Сейчас она нисколько не походила на девушку с Грин-стрит. Лицо у нее снова сделалось усталое и хуже прежнего некрасивое.
Я послушала, как Флоренс поднялась по лестнице, как наверху зашаркали шаги, и мне, разумеется, стало ясно, что она спит в одной комнате с ребенком. Потом я взяла лампу и отправилась в уборную. Двор был очень тесный, окруженный со всех сторон стенами и темными окнами. Я помедлила немного на стылых плитах, любуясь звездами и вдыхая незнакомые запахи Восточного Лондона, отдававшие немного рекой и немного капустой. В соседнем дворе что-то зашуршало, и я вздрогнула, опасаясь крыс. Но это были не крысы, а кролики: четверо кроликов в клетке; в свете моей лампы их глаза заблестели алмазным блеском.