Прошло много лет с тех пор, как кто-нибудь видел ее мать. Считая ее мертвой, Юко все же согласилась отправить три поисковые группы, хотя след остыл и шансы были невелики.

В те дни у Нори не было никакого покоя. Все от нее что-то хотели. Вероятно, так будет всю ее оставшуюся жизнь.

Акико, напевая, поправляла на ней новое платье для официального приема.

– Надо достать драгоценности из хранилища, посмотреть, что подойдет к этому платью. Ваша бабушка дала совершенно ясные указания: вы должны сиять. – Горничная понизила голос. – Я полагаю, там будет джентльмен, которому она сделала намек относительно вашей руки и сердца. Она надеется, что он найдет вас приятной.

Нори сморщила нос.

– Но прием только через несколько недель.

– До тех пор вы будете полностью заняты, – напомнила ей Акико. – Вам и плюнуть будет некогда, маленькая госпожа. Ваша бабушка спешит передать вам все, пока она еще дышит. Люди должны знать, что такова ее воля.

Нори угрюмо посмотрела на свои босые ноги.

– Так будет всегда?

– Потом станет легче, – пообещала Акико. – И у вас есть я, чтобы присматривать за ребенком, не нужно беспокоиться.

Нори вздрогнула.

– Он здоров?

– Совершенно, – ответила Акико, посмотрев на напряженное лицо Нори. – Ах, моя дорогая, не мучайте себя виной. За ним очень хорошо присматривают. Ваша досточтимая бабушка тоже никогда не утруждала себя посещением детской. Для этого и существуют слуги.

Нори застыла на месте. Что-то сдвинулось внутри нее, как валун, который медленно, но верно начал катиться вниз по склону.

Я не буду такой, как вы.

Как пафосно она объявила свое намерение, и какими пустыми казались эти слова сейчас; она была пристыжена до глубины души.

– Я боюсь. Я боюсь даже прикоснуться к нему.

– Вы боитесь, потому что любите, – сказала Акико. – Любить ребенка – это величайший ужас на свете. Всю жизнь до смерти беспокоиться о каждом его шаге… Это пытка и одновременно огромная радость.

– Я всегда знала, что не смогу, – прошептала Нори.