До встречи завтра.

Я скучаю по тебе.

Мне приятно, что ты скучаешь по мне.

Мне приятно, что тебе приятно.

Пока.

Пока.

Я кладу трубку, смотрю на телефон и улыбаюсь. Это улыбка идет из глубины души, это не улыбка минутной радости. Даже когда она сойдет с моего лица, она останется в душе.

Я поворачиваюсь, иду через отделение, по коридору, к своей палате. Приближаюсь, из-за двери доносятся глубокие звуки кларнета – Майлз играет. Стою снаружи и слушаю. Он играет, как всегда, негромко. Каждую ноту тянет дольше, чем, казалось бы, возможно. Он повторяет мелодию каждый раз с новыми вариациями. Это немудреная музыка, которую создает один-единственный человек с помощью своих легких и куска металла с дырочками, касаясь дырочек пальцами. Звуки то низкие, то повыше, то более медленные, то более быстрые, потом снова медленные и низкие, они повторяются с вариациями. Ни слов, ни пения, но у музыки есть голос. Глубокий голос человека старого, как окурок хорошей сигары или дырявый ботинок. Это голос человека, который пожил на свете и чего только не познал: печаль и восторг, стыд и блаженство, радость и боль, искупление и проклятье. Любовь и отсутствие любви. Мне нравится этот голос, и хоть я не могу поговорить с ним, мне нравится, как он говорит со мной. Он говорит, что все едино, юноша. Прими все и позволь ему быть.

Музыка заканчивается, низкая и медленная мелодия старого голоса замолкает. Она замолкает, в коридоре наступает тишина. Я открываю дверь, вхожу в палату. Майлз сидит на кровати, все еще сжимая губами кларнет. Он кивает мне, я киваю в ответ. Подхожу к своей кровати. Снимаю одежду, ныряю под одеяло, там тепло и уютно, я закрываю глаза, сворачиваюсь калачиком, прижимаюсь головой к подушке, и мелодия снова начинает звучать. Печаль и стыд, восторг и блаженство, радость и боль, искупление и проклятье. Любовь и отсутствие любви.

Все едино, Юноша.

Прими все и позволь ему быть.

В одной руке у меня пустая бутылка, в другой – пустой пайп. Стою на углу улицы, повсюду валяется мусор. На телеграфном проводе висят ботинки. Беснуются крэкеры. Барыги толкают свои запасы. У меня в одной руке пустая бутылка, в другой – пустой пайп. Мне нужна добавка.

Просыпаюсь, дрожу от ужаса. Я понимаю, что это сон, но все равно. Спиртное было реальным. Крэк был реальным. Крэкеры были реальными, и барыги тоже. Все было реальным. Я дрожу от ужаса.

Охватываю себя руками. Сворачиваюсь калачиком. Думаю о том, что есть в моей жизни хорошего. Стараюсь занять свой ум. Несколько недель я живу трезвым. У меня есть друзья. Матти, Эд и Тед. Майлз, Леонард и Лилли. У меня есть Брат Боб. Есть кой-какая одежда и несколько книг. Этого более чем достаточно.