Киппенберг повторяет за ним и спрашивает:

— До понедельника, успеете?

Короткая пауза, а затем:

— Но только тушью.

Киппенберг:

— Вполне достаточно.

Ева:

— К тому же эта работа падает на выходные, тут придется раскошелиться!

Киппенберг почти сердито:

— Деньги не играют роли!

— Стоп! — Снова врывается реальность в лице Вильде. — Тысячу извинений, — плечи при этом подняты, подбородок прижат к груди, — но это типичный случай! Я, правда, не знаю, с кем вы договариваетесь, но, даже если речь идет о самых незначительных суммах, ни одного пфеннига сверх положенного по тарифу! И только по счету!

— Что? — рычит Харра. — Как? Нет, ты послушай, Киппенберг! Так вот, чтобы наш многоуважаемый коллега Вильде своими не весьма мудрыми речами не сорвал им же составленного графика, позволю себе внести в это дело стопроцентную ясность: все последние годы я питаюсь исключительно дешевой колбасой и пью только водопроводную воду, хожу чуть ли не во власянице и уступаю только одной своей страсти — курению. Это дает мне возможность, — гремит Харра, перекрывая всеобщий смех, — предоставить обедневшему научному учреждению из собственного кармана порядочную сумму для незапланированных выплат. Киппенберг, скажи коллегам, которые собираются нас облагодетельствовать. Я оплачу чертежи, и я на этом настаиваю!

Пусть Вильде и Харра рвут друг друга на части, пусть Босков в конце концов положит конец их ссоре: все это снова разыгрывается за пределами резервации, где речь теперь идет совершенно о других вещах, и очень важных. Правда, Киппенберг найдет пути и средства еще один, последний раз избежать неизбежного, но, поскольку сейчас он не может ничего предвидеть, для него это все-таки решение.

Еве уже сегодня нужны чертежи. Самое позднее завтра. Ну ладно, хорошо, завтра. Но завтра Киппенберг едет в Тюрингию.

Ева:

— Я с тобой.

Минутное колебание, наполовину зашифрованный диалог, потому что окружающие прислушиваются к словам Киппенберга, но, наверное, только фрау Дегенхард догадывается, что в нем происходит.

Ева говорит:

— Да перестань, ты ведь тоже этого хочешь.

Ничего с ним не происходит. Киппенберг только задает себе вопрос и совершенно трезво его продумывает: плывет ли он и о течению или он и вправду этого хочет.