—      Эу, сам проси! Она, видать, с характером, живо-два капитану пожалуется, а он тут бородатый — чистый Фидель Кастро... Давай лучше насчет буфета!..

Пароход уже колыхался глубже — река кончилась, вошли в озеро. Туман почти рассеялся, но вода зеленоватая, темная, и небо все обтянуто рваными облачками, как старой рыбачьей сетью. И все же здесь веселее — свое озеро. Вон моторка стрекочет, подымая носом белую кипень, а дальше на лодочке матаня в белой рубашке увозит девушку на край света, и еще трое плывут рядом с пароходом, и можно прочитать на борту надпись: «Форель»...

Обиженные женщины тоже будто повеселели, разговорились... Лучок нынче уродится, и перо зеленое, жирное. А рыбы-то мало, Кузьма Петрович ничего не поймал, так на уху разве. Да это что, будет еще рыба... Он на самодеятельный смотр поехал, а она на хозяйстве самодействует... Культура в него не с того боку входит, скоро весь евонный педикюр сквозь лапти увидишь... Погоди, Таня, я тебе про себя скажу: он же ей третий год алименты отрабатывает...

Фаина отодвинулась, не стала слушать про алименты — противное такое слово.

Смутно все. Как это Ксения, прощаясь, сказала? Призрак бытия синеет за чертой страницы...

Из «салона» выбрался патриарх, сходил в буфет за пивом, сел закусывать, похрупывая крепким соленым огурцом. Зубы белые, как у молодого. Владелец бидона сидел в задумчивости, нюхал свой керосин. Тоска какая...

По озеру бежали желтые дорожки пены, вдоль бортов пена кипела пышная, кремовая; рваную рыбачью сеть уже убрали с неба, кругом голубело, начинался легкий солнечный день. Но Фаина закрыла глаза. Никогда еще не ехала она так по своему озеру, такой равнодушной, такой усталой. Потом вспомнила отца, тетю Настю, но сердце от этого не согрелось. Вот и вернулась Фаинка домой. И зачем только ее отсылали...

Кто-то вздохнул рядом. Это старик что-то вспоминает, кого-то жалеет. Фаина посмотрела сквозь ресницы и удивилась — да это он ее жалеет?.. Понятный такой старик, свой, и, кажется, и она ему понятна...

Фаина подняла голову, не уклоняясь, встретила добрый взгляд.

Старик тоже не сразу отвел глаза. Потом помолчал, глядя в озерную даль, откусил еще огурца.

— Покуда молод, ничему конца нету. Это нам дно видно, — сказал он явно в назидание и вдруг сделал широкий, поистине патриарший жест: — Вон тебе, Маша, все озеро — неучерпаемая вода!.. — и, забрав пивную бутылку, пошел в буфет.

«Маша» посмотрела ему вслед, потом на озеро. Нечаянно уронила в воду левкои, но жалко не было, пусть плывут… пусть тонут.

Вскоре показался остров. Нежданно замерло дыхание, и Фаина улыбнулась. Дома не знают, что она едет, обрадуются.