Джонс и индеец снова залезли в седла. Но вместо того, чтобы двинуться по тропе, ведущей в Нью-Хейвен, мимо Ханкса и Балти, они поехали по той, что шла вверх.

— Идем.

— А ее куда?

— Оставим тут.

— Ее съедят!

Ханкс вытащил маленький пистоль из сапога и положил Благодарне на живот.

— Надеюсь, у квакеров не считается насилием застрелить льва, который хочет тебя съесть. Ты идешь или нет?

Балти был в полной растерянности. Разве можно бросать женщину без сознания в лесу? Беременную женщину. Женщину, к которой он питает самые нежные чувства. Женщину…

— Ну, тогда оставайся, — сказал Ханкс.

Балти вспомнил лицо Мики. Рот, набитый землей.

— Я иду.

Они пошли пешком. Кони Джонса и Покайся устали. Всадники двигались медленно. Балти и Ханкс поспевали за ними.

— Умоляю, скажи мне, что на этом кряже нет еще одного индейского кладбища.

— Я сомневаюсь, что они идут почтить память покойных квирипи.

Тропа шла вдоль края обрыва. Он становился все круче, а вид на запад — все внушительнее. Солнце озаряло лес теплым светом. Здесь и там, словно отдельные лоскуты в одеяле, клены, рано свернувшие на осень, пылали оранжевым и красным. В любой другой день Балти остановился бы, дивясь красоте Новой Англии.

Через несколько миль пути гребень уже возвышался над лесом на четыреста футов. Ханкс сказал, что они, похоже, близки к южной оконечности утеса. Но Джонс и Покайся продолжали путь. Если они и ехали в Нью-Хейвен, то каким-то очень кружным путем.

Сквозь деревья впереди показался какой-то странный, ни на что не похожий объект. Приблизившись, путники поняли, что это скала неправильной формы, гигантская глыба, расколотая на три или четыре части. В ней было что-то словно из иного мира. Древние греки, возможно, сказали бы, что это следы битвы титанов, свершившейся на заре времен, — камень, пущенный из великанской пращи и разбитый на куски ответным ударом молнии.

Джонс и индеец спешились перед этой скалой. Балти и Ханкс укрылись за деревьями.

Джонс позвал, словно обращаясь к самой скале:

— Генерал Уолли! Это я, Уильям.