— Забирай и не торгуйся.

Вбежала запыхавшаяся Марина Саввишна.

— Ой, батюшки, кого я вижу? Вот уж никогда не ожидала… — И, бросив взгляд на фотографию мужа, расплакалась.

Канашов, смущенный и обескураженный, гладил ее шершавые трудовые руки, не зная, что и сказать ей в утешение.

…После обеда долго вспоминали о прежней жизни до войны. Марина Саввишна рассказывала о своей работе в госпитале, затем пили чай и снова вспоминали. Легли спать далеко за полночь.

Странно: находясь за тысячу километров от фронта, обогретый домашним теплом и уютом, Канашов не мог спокойно уснуть в эту ночь. Ползли беспокойные мысли о Наташе, тревожился он и об Аленцовой и о приемной дочери Галочке. Потом ему показалось, что он находится на командном пункте, на фронте. Он то и дело просыпался и недоуменно раздумывал над тем, почему его никто не будил, ни о чем не докладывал, никуда не надо было идти, ничего не требовала от него война. Проснувшись, он думал обо всем этом, и на душе у него становилось тревожно и тоскливо от мысли, что сейчас, за все долгие и суматошные дни фронтовой жизни, впервые стал он никому не нужен, ни за что не отвечал и был предоставлен сам себе.

4

4

Начавшееся формирование дивизии закрутило Канашова как в водовороте. На пути встречалось много трудностей и препятствий. Но он со свойственной ему неутомимостью в работе преодолевал их, стараясь выполнить приказ в срок. Для размещения вновь формируемой дивизии ему отвели участок леса за городом, неподалеку от села Красная Поляна.

В течение месяца были построены землянки для размещения людей, склады для хранения оружия и обмундирования, стрельбище и учебные городки для занятий. Каждый день непрерывным потоком прибывали бойцы и командиры, из которых создавались отделения, взводы, роты, батальоны и полки. И Канашов настолько был загружен делами не только днем, но и ночью, что ему едва хватало времени на сон. Он даже не всегда успевал завтракать или ужинать, а обедал по большей части в красноармейской столовой.

Марина Саввишна не раз журила его за неаккуратность. И когда он неделю не появлялся в их доме, сказала, что он очень похудел за это время. Она решительно запротестовала и предъявила «ультиматум»:

— Больше не буду, Михаил Алексеевич, брать от вашего ординарца продукты и деньги.

Канашов дал слово исправиться, обещал регулярно обедать.

— Привык к вам. У вас я как в родном доме. И когда думаю, что скоро придется расстаться, на душе становится тоскливо.

— И мы будем очень скучать, — говорила Марина Саввишна. — Ведь вы для нас просто родным стали.