Он подъехал к красивому дому, где у подножия высокой лестницы уже дожидался слуга, чтобы принять его лошадь. Бросив ему поводья, джентльмен вошел первый в зал, в котором, несмотря на его внушительные размеры, воздух был спертый и пахло вином после вчерашней попойки. Повсюду валялись плащи, хлысты для верховой езды, уздечки, сапоги, шпоры и тому подобные предметы. Они да громадные оленьи рога и несколько портретов собак и лошадей составляли главное убранство этой комнаты.

Плюхнувшись в глубокое кресло (в нем он, кстати сказать, частенько храпел всю ночь, когда более обычного заслуживал данной ему почитателями характеристики «славный провинциал старого закала»), судья послал слугу доложить госпоже, что он просит ее сойти вниз. Она тотчас же пришла, явно обеспокоенная столь необычным приглашением. Легко было заметить, что она гораздо моложе супруга, слаба здоровьем и не очень-то счастлива.

— Ну вот, ты не любишь охотиться с собаками, как подобает настоящей англичанке, так полюбуйся-ка: авось хоть это тебя развлечет, — сказал ей судья.

Молодая леди улыбнулась, села поодаль и сострадательно посмотрела на Барнеби.

— Эта женщина говорит, что он слабоумный, — сказал джентльмен, качая головой. — Но я ей не верю.

— Вы ему мать? — спросила леди.

Миссис Радж ответила утвердительно.

— Бесполезно спрашивать ее, — сказал хозяин дома, засовывая руки в карманы. — Разумеется, она скажет, что это ее сын. А вернее всего, она его просто наняла на время. Эй, ты! Заставь-ка птицу показать свои штуки.

Грип на этот раз был покладистее и, вняв просьбам Барнеби, прокричал множество фраз из своего репертуара, затем проделал все трюки, имевшие огромный успех. Откупоривание бутылок и возгласы: «Не вешай носа! Не трусь!», очень понравились судье, и он требовал повторения этих номеров до тех пор, пока Грип не удалился в свою корзину и решительно не отказался вымолвить хотя бы еще одно слово. Молодую хозяйку ворон тоже очень позабавил, а мужа ее даже упрямство Грипа привело в такой восторг, что он хохотал до упаду и осведомился, сколько они хотят за птицу.

Барнеби посмотрел на него с недоумением, как будто не понимая, чего от него требуют. Вероятно, он и в самом деле не понимал этого.

— Я спрашиваю, сколько он стоит, — пояснил джентльмен, побрякивая деньгами в кармане. — Сколько ты за него возьмешь?

— Он не продается, — ответил, наконец, Барнеби, поспешно закрыв корзину крышкой и вешая ее на ремне через плечо, — Мама, пойдем!

— Видишь теперь, моя ученая леди, каков этот дурачок, — сказал судья, презрительно взглянув на жену. — Знает, как цену набить. Ну-с, сколько за твоего ворона, старуха?