Такое положение дел явилось результатом бездумного комплектования армии, действовавшей на восточном фронте (чего, впрочем, так и не поняли те, кто занимался ее формированием). Для успешного проведения этой дерзкой военной кампании не нужно было собирать огромную массу народа. Здесь требовались только опытные, обстрелянные, бесстрашные и неутомимые солдаты и офицеры. В действительности же набрали 120 тысяч едоков, из которых только 40 тысяч были по-настоящему боеспособными. В этом и заключается истинная причина поражения Восточной армии. Голодали все, но дрались только отборные части. После трех дней непрерывных боев боеспособных солдат оказалось недостаточно, чтобы сломить сопротивление 60 тысяч немцев, укрывшихся в прекрасных оборонительных сооружениях, и, чтобы сохранить жизни тем, кто не участвовал в боях, пришлось останавливать наступление и уводить всю армию.

Ну а при отступлении самыми большими крикунами, как водится, оказались те, кто во время боев отсиживался в стороне.

— Опять нас предали, — говорили эти вояки. — Каждый раз, как мы начинаем бить пруссаков, генералы приказывают отступать. Такое уже было при Бон-ла-Роланд. Какими генералы были, такими и остались.

Увидев, что мы начали отход, немцы решили нас атаковать, но после нашей контратаки у них надолго пропало желание начинать все сначала.

До самого Безансона мы отступали, можно сказать, вполне организованно, страдая только лишь от холода, голода и усталости. На это время неприятель оставил нас в покое.

Проходили мы не более пятнадцати лье в день и устали не столько от ходьбы, сколько от ночевок, которые оказались мучительными и опасными.

Нашему отряду определили место в арьергарде, вследствие чего в деревню, выбранную для ночевки, мы всегда приходили последними. К тому времени все дома, сараи и конюшни уже были заняты солдатами, явившимися раньше нас, а нам оставалось лишь одно — ночевать под открытым небом. Чтобы продержаться всю ночь, мы рыли в снегу большие ямы, собирали сырой или сухой хворост, который в изобилии валялся вокруг, и разжигали огромные костры. При этом крестьяне, вопили так, словно с них живьем сдирали кожу, а мы невозмутимо рассаживались вокруг очагов, которые не столько грели, сколько дымили. Некоторые счастливцы находили большие плоские камни и усаживались на них. Это позволяло не вымочить одежду в снегу. Спали же мы следующим образом: не снимая головного убора, накрывались с головой одеялом, клали голову на колени, обхватывали ее руками и засыпали. В такой позе при любом неосторожном движении человек обязательно падал. Если вперед — то в костер, а если назад — то в снег. Сидевшим с наветренной стороны дым попадал прямо в лицо, от чего они задыхались и кашляли, а сидевшие с подветренной стороны были вынуждены через каждый час вставать и отряхивать снег, шквалы которого превращали человека в сугроб.