Когда к их столику подошла официантка, Халька сказала:

— После этого торта так сладко во рту — может, возьмем коньячку? Я угощаю.

— Ну, если тебе так хочется…

— Я всегда тобой восхищалась, Ульрика, тобой и твоей семьей. Она казалась мне образцовой. Теперь я понимаю почему.

— Знаешь, что я тебе скажу, Халька? Порой в перепрофилировании нуждаются не только заводы, но и люди. Подумай об этом.

Им принесли коньяк, но долго рассиживаться они не стали, выпили, расплатились и ушли, поскольку кафе уже начали заполнять завсегдатаи, бросавшие сальные взгляды на двух интересных женщин. Пока они шли к выходу, какой-то пижонского вида молодой человек свистнул Ульрике: «Эй, малышка, иди ко мне!»; вместо ответа она покрутила пальцем у виска. Халька узнала в нем того самого геодезиста, что увивался вокруг Азалии на достопамятном вечере по случаю Дня республики.

На улице валил снег, и они подняли воротники. Дойдя до Ульрикиного дома, увидели, что в гостиной горит свет.

— Наверное, сидят наши муженьки, за жизнь разговаривают, — сказала Ульрика. — Вот что. Поднимись-ка ты со мной. В моем присутствии Эрих тебе слова худого не скажет.

— Ты с ума сошла! — замотала головой Халька. — Зачем мне нужна эта пытка — умирать со страху и со стыда?! Лучше я пойду домой. Знаешь, поначалу хуже всего было сидеть в пустой квартире, а теперь даже приятно. Я хочу побыть наедине с собой.

Тем временем Эрих спрашивал Ахима:

— А ты не волнуешься, что Ульрики до сих пор нет дома? Время-то — девятый час. Ты не допускаешь мысли, что она могла зайти в какой-нибудь бар, ну хоть в ту же «Жемчужину Заале»? Туда многих тянет…

— Дуралей! — воскликнул Ахим. — Она туда сроду не пойдет. Сам посуди, что ей делать в обществе пенсионеров, собирающихся там после обеда? А чтобы провести приятный вечер, так на то у нее есть я. — Несмотря на бодряческий тон, в голосе его, однако, чувствовалась некоторая неуверенность. — Надеюсь, что по дороге с ней ничего не стряслось. Хотя всякое бывает… Ты не помнишь, когда здесь было последнее нападение на женщину?

— Лет десять назад. Один рабочий из Саксонии отличился. Ребята его потом так отделали, что от него живого места не осталось.

В этот момент они услышали, как во входной двери повернулся ключ.

За дни, проведенные у Штейнхауэров, Эрих несколько воспрянул духом, обрел внутренний покой, так что возвращение Клейнода в его бригаду уже не вызывало у него того горячего протеста, что раньше. Конечно, все в бригаде знали историю Клейнода, и все же Эрих счел необходимым еще раз описать им во всех подробностях инцидент в Берлине, когда тот был задержан при попытке нелегального перехода границы и доставлен к нему для опознания.