На том же собрании сдал свои позиции еще один лидер — Дипольд. Как директор он был обязан отчитаться перед коммунистами своего завода. Всем было памятно его сопротивление перепрофилированию, его утверждения, что республика еще горько пожалеет о ликвидации низкошахтных печей ради каких-то металлоконструкций…

Он встал, бледный после недавно перенесенной болезни, и печально произнес:

— Я признаю свою ошибку, товарищи…

Клуте Бартушек молчал. Он мог себе представить, какой ценой далось Дипольду это признание, что вообще творится в его душе.

Франк Люттер, однако, счел, что так просто Дипольда отпускать нельзя: надо устроить ему проработку.

— Ты поясни нам, что это за ошибка. Сознаешь ли ты, что превратился в тормоз — и перепрофилирования, и вообще? Партийная организация вправе иметь о тебе достаточно полное представление. Если хочешь, директоров заводов назначают в нашей стране не каждый день.

— Будьте великодушны, друзья, — сказал Дипольд. — Увольте меня от этого ответа. Я, извините за высокопарность, отдал жизнь свою низкошахтным печам. Они были моей радостью, моей гордостью… Но теперь я понимаю, что и печи эти устарели, и сам я стар стал. К тому же сердце у меня никуда не годится. Словом, позвольте мне уйти в отставку. Скажу прямо: с нынешними задачами мне не справиться. В конце концов, нет ничего предосудительного в том, что человек хочет прожить на несколько лет подольше.

Люттер хотел было задать Дипольду очередной каверзный вопрос, но Бартушек знаком велел ему молчать и сказал:

— Примем к сведению, Фриц. Ты потом зайди ко мне, мы вернемся к этому разговору.

…И вот они сидят друг против друга: Дипольд, как-то враз превратившийся в маленького, сухонького старичка, то и дело хватавшийся за сердце, и Бартушек, испытывавший явное облегчение оттого, что ему больше не надо напрягать голос на большой аудитории.

— Я все прекрасно понимаю, Фриц, — сказал он, как бы продолжая прерванную Мысль. — Мы хотим и должны тебе помочь. А на Люттера не обращай внимания: порой на него находит, как бы это сказать… чрезмерная ретивость. Но парень он неплохой. Мы войдем в окружное руководство с просьбой подыскать для тебя какое-нибудь хорошее место.

— Полагаю, что я это заслужил, — ответил Дипольд. — После стольких лет в нацистских застенках здесь я будто вторую жизнь прожил. Ты знаешь, я всегда жертвовал собой ради дела, а им было — давать стране металл. Но теперь… Все очень просто, конечно. В судьбе каждого рано или поздно настает день, когда приходится покинуть сцену, и лучше всего делать это вовремя.